что случилось; какое-то время я даже не удивлялся, что нахожусь в шлюпке один. Но даже в таком оцепенелом и полубессознательном состоянии рев прибоя внушал ощущение неминуемой опасности; и я потянулся за веслами.

Весел не было; впрочем, в нынешнем моем состоянии я едва ли сумел бы ими воспользоваться. Оглядевшись, я увидел, что прибрежным течением шлюпку несет между двумя рядами низких рифов, почти скрытых пенными брызгами. Передо мной маячила отвесная скала, но, когда шлюпка к ней приблизилась, скала волшебным образом разделилась, и через образовавшуюся щель я выплыл в зеркальные воды тихой лагуны. Перемещение из бурного моря в царство безмятежности и безмолвия было стремительным, какой обычно подобная смена декораций и событий бывает во снах.

Длинная узкая лагуна вилась между ровными берегами, густо покрытыми тропической растительностью. Здесь росло много пальм неизвестной мне разновидности, а также громадных саговых пальм и широколистных трав выше молодых деревцов. Я уже тогда слегка удивился; впрочем, в основном меня занимало другое: пока шлюпка медленно дрейфовала к пляжу, я пытался привести в порядок свои воспоминания. Это оказалось делом непростым.

Голова все еще кружилась; вероятно, морская вода, хоть и вывела меня из оцепенения, была не слишком полезна моему здоровью. Впрочем, я помнил, что зовут меня Марк Ирвин и я первый помощник капитана грузового судна «Окленд», которое курсировало между Кальяо и Веллингтоном. И я слишком хорошо помнил ту ночь, когда капитан Мелвилл стащил меня с койки, на которой я спал без задних ног, с криками, что на судне пожар. Я помнил ревущее пламя и дым, сквозь который мы выбрались на палубу; мы сразу поняли, что судно не спасти, ибо огонь добрался до масла, составлявшего часть нашего груза; помню, как в зловещем мареве пожара мы грузились на шлюпки. Половина команды застряла в огненной ловушке на баке, другая была вынуждена спасаться, не успев прихватить с собой воду и продовольствие. Несколько дней мы гребли посреди мертвого штиля, не встретив ни единого судна, и муки наши не поддавались описанию, когда разразился шторм. Мы потеряли две шлюпки; уцелела последняя, в которой были капитан Мелвилл, второй помощник, боцман и я. Однако во время ли самого шторма или в последующие дни и ночи, когда я пребывал в бреду, мои компаньоны каким-то образом оказались за бортом… Это было все, что я помнил, однако воспоминания были смутными и обрывочными и, казалось, принадлежали другому человеку, не тому, которого сейчас прибьет течением к берегу тихой лагуны. Оцепенелый и осоловевший, я будто витал в облаках, и даже жажда тревожила меня уже не так сильно, как при пробуждении.

Шлюпка успела пристать к пляжу с ровным перламутровым песком прежде, чем я начал задумываться о том, куда меня занесло. Я помнил, что в ночь пожара мы были в сотнях миль юго-западнее острова Пасхи, в той части Тихого океана, где не было никаких островов, а этот остров определенно не походил на остров Пасхи. Куда же я попал? Я с изумлением осознал, что этот участок суши не знает проложенных маршрутов и географических карт. Это явно был остров, но я не имел понятия ни о его протяженности, ни о том, является ли он обитаемым. Кроме пышной растительности, странных птиц, бабочек и не менее странных рыб, которых я приметил в лагуне, других признаков живых существ я не нашел.

Я выбрался на берег, шатаясь под палящими лучами, что изливались с неба неподвижным всемирным потопом. Первым делом требовалось раздобыть воду. Наугад я нырнул под кроны могучих пальм, с трудом раздвигая листья и приваливаясь к стволам, чтобы не упасть. Впрочем, через двадцать-тридцать шагов я обнаружил ручеек, изливавший разбитый хрусталь с низкого уступа, образуя тихое озерцо, в чистой глади которого отражались мхи длиной в десять дюймов и широкие лепестки цветов, похожих на анемоны. Вода была прохладной и сладковатой, я с жадностью приник к ней, чувствуя, как блаженная свежесть пронизывает иссохшие ткани тела.

Напившись, я огляделся в поисках съедобных фруктов. Рядом с ручьем, опустив тяжелые розово-желтые косточковые плоды на громадные мхи, рос куст. Таких фруктов я еще не встречал, но выглядели они аппетитно, и я решил попробовать. На вкус мякоть оказалась сочной и сладкой; силы возвращались ко мне, пока я ел. Мой разум прояснился, и я успел восстановить многие способности, которыми до сей поры владел лишь частично.

Я вернулся к шлюпке и вычерпал морскую воду; затем постарался оттащить шлюпку подальше от берега на случай, если она мне еще понадобится. Сил мне явно не хватало, и, боясь, что отлив унесет ее в море, я складным ножом срезал несколько высоких стеблей и сплел из них длинную веревку, которой и привязал лодку к ближайшей пальме.

Стоило мне начать рассуждать связно, и тут же в глаза бросилось то, чего раньше я не замечал и не анализировал. Меня переполняло смешение странных впечатлений, и некоторые не поддавались восприятию посредством обычных чувств. Прежде всего, я наконец-то разглядел причудливые и невероятные растения, которые меня окружали; они ничуть не походили на пальмы, травы и кустарники, что водились на островах южных морей: их листья и стебли, в основном искривленного архаичного типа, казалось, произрастали в незапамятные времена на побережье континента Му. Ничего подобного мне не доводилось встречать ни в Австралии, ни в Новой Гвинее, этих прибежищах первозданной флоры; разглядывая их, я был ошеломлен их доисторическим видом. Беззвучие вокруг походило на беззвучие мертвых веков, беззвучие того, что ушло под волны забвения. С этой минуты я понял, что с островом что-то не так. Странно, но я не мог сказать, что именно с ним не так, не мог перечислить по пунктам, что́ создавало такое впечатление.

Кроме причудливой растительности, даже солнце показалось мне странным. Для долготы, на которой я предположительно находился, оно стояло слишком высоко и выглядело крупнее обычного; да и небо было непривычно ярким, ослепляя невыносимым сиянием. Совершенное безмолвие, царившее вокруг, не тревожил ни плеск волн, ни шорох листьев, и весь пейзаж казался чудовищным видением невообразимого мира за пределами времени и пространства. Впрочем, стоит ли удивляться, ведь на картах этого острова не существовало… Я все больше убеждался в том, что происходит что-то ненормальное; я пребывал в смятении и мрачном изумлении, словно меня забросило на другую планету. Мне казалось, что от прошлой жизни меня отделяет непреодолимое расстояние, ни имеющее ничего общего с синими морскими и небесными лигами; что я, как этот остров, потерялся и никогда не найдусь. Меня охватила паника, и