Шрифт:
Закладка:
Толком не разглядишь, но не чайник же он ко рту подносит?
Однако все эти подробности меркли при виде крыльев. С высоты окон Седого казалось, что на спине всадника сидит, сложив лапки, большая белесая муха. Словно горб, от которого вниз на спину коня и дальше спускались кружевами полупрозрачные крылья.
В отличие от мушиных, их концы внизу были заострены, а для канонических ангельских – мучительно не хватало оперения.
Та-та, та-таа-та!
Крылатый опустил инструмент и степенно поплыл дальше, над крышами стоящих машин, куда-то в сторону центра. Редкие по субботней поре водители так и не тронулись с места. Стоят как вкопанные – и Седой мог их понять. Зрелище выдалось не то, чтобы обыденное.
– Что там? – спросила жена. Она сонно хлопала глазами. Похоже, проснулась не от звука, а из-за яркого солнца, лившегося в лишенное штор окно. – Чего вскочил?
– Да… Черт его знает, – ответил Седой. – Мужик внизу на лошади. С крыльями.
– Алкаш ты, – вздохнула жена. – На какой лошади с крыльями? Опять вчера нажрался…
Святая правда. Он и домой-то ввалился часа в три, когда все уже спали. По идее, голова должна гудеть, а во рту царить привычная гамма ощущений – но ведь нет! Свеж как лучок с грядки – прямой и зеленый, с каплями росы. Кстати о росе: пить хочется дико, несмотря на мнимую бодрость. Не зря про чайник вспомнил.
– Да нормально все, – неопределенно сказал Седой и снова глянул в окно. Машины все–таки поехали, всадник скрылся за поворотом. – Спи, рано еще.
Сказка закончилась. По крайней мере, так ему показалось.
Наливая на кухне воду, он обратил внимание, что на руках вздулись вены. Даже не вздулись, а как бы точнее сказать… Стали заметны красновато–синие прожилки, словно светящиеся изнутри. Руки стали полупрозрачными и превратились в пособие по анатомии. Необычно, но пить хотелось сильнее, чем разгадывать ребусы организма. Стакан ухнул внутрь пятью жадными глотками. Второй – уже медленнее, со смаком. Оживляет.
– Жизнь налаживается, – уверенно сказал Седой кухонным часам. – А если еще пивка…
Внезапно он понял, что со зрением творится ерунда. Вокруг стемнело. И не просто стемнело, а так, словно кто-то залил всю пустоту между предметами черной краской. Был сам Седой – и отдельные факты мироздания в лице стола, холодильника, плиты и мелкой кухонной дряни. Стакана, например. И все это пребывало в густом непрозрачном супе. Себя он более–менее мог разглядеть, хотя вот эта фигня со светящимися венами сильно мешала, а вот окружающие предметы – с трудом. Но знал, что все они остались на месте.
– Пивом здесь не обойтись… – потрясенно сказал Седой. Слова как в мультфильме выкатились изо рта отдельными шариками и начали всплывать к потолку, теснясь разноцветными буквами. Беззвучно и пугающе.
Самое сложное было создать лошадей.
Пользоваться обычными копытными, взяв их, например, с ипподрома было нельзя – лишние страдания бессловесных тварей не одобрялись. А мы, хотя ничего не весим и пачками умещаемся на острие иглы, в земном воплощении тяжелые и неудобные всадники.
Хорошо было Ему в дни Творения! Не то, что лошадей – все зверье за день. С перекурами и отдыхом под цветущей сакурой. Впрочем, про сакуру я загнул – возможно, это были карликовые березы или хлебное дерево. Кто Его знает.
Я при этом не присутствовал.
Строго говоря, меня и сейчас здесь нет. Все, что видят и слышат люди вокруг – сложный комплекс социальных галлюцинаций. Коктейль из культурных ожиданий и детских комплексов. Индуист увидел бы явление Кришны, буддист – приход Матрейи, и далее по списку.
Так вот, о лошадях. Если нас создают по необходимости из остатков Его дыхания и звездной пыли, то с животными пришлось повозиться. Да и то – идет медленно, команд слушается плохо, плюс – жестковата. Я уже всю задницу отбил о круп. Дешевле было бы пешком пройтись, но – заветы. Инструкция, скажем так. Был бы Он на месте, были бы шансы на импровизацию, а так – сиди без седла на подобии мешка с камнями и мучайся.
– Тпррру, блин, – негромко скомандовал я. Безымянная тварь, таскавшая меня по городу уже целую вечность, затряслась, но остановилась. Лучше б я на танке ездил, оно и в местные традиции вписалось бы отменно.
Та-та, та-таа-та.
Вот горн – он потрясающий. Если бы я испытывал какие-то эмоции, так бы и сказал. Переливающийся, меняющий форму, сверкающий образец Его чудес. Им не то что мертвых – скалы можно заставить прочувствовать и раскаяться. Незаменимая вещь для полиции и окончания времен.
Опять вокруг все остановилось. Смешные железные повозки, из которых снулыми рыбами смотрят покойники, уже начало заволакивать привычной мне тьмой. Седоки повозок ее пока не видят, но время их уже остановлено. Дальше вопрос инерции мышления и персональной тупости каждого.
Пора ехать дальше, превращая имитацию жизни в честный конец света.
– Вставайте, мертвые, пришел ваш час держать ответ! – строго по заветам сообщаю я окружающим. И лошадь, скотина эдакая, цок-цок-цок. Потом у нее внутри что-то сбивается с ритма, она тормозит и вскидывает голову. Цок-цок. Цок.
Людей в их физическом облике я не воспринимаю. Для меня они – сгустки разноцветного пламени, энергии, части Его воли, побольше и поменьше. Разной яркости. Души ведь такие же неодинаковые, как и тела. В заветах сказано, что придет пора собрать их в кучу и отправить на Его суд. Вот и собираем. Я здесь, другие – там. Расстояний на самом деле нет, но раз нас должно быть много – нас много.
Своих рук Седой больше не видел. Ни с венами, ни без них.
Заодно пропала куда-тои окружающая квартира. И дом. И вообще все – он ощущал вокруг только странные светящиеся клубки, похожие на шаровую молнию в журнале «Техника – молодежи». Клубки эти были повсюду – сбоку, совсем рядом и чуть подальше, снизу, сверху. Они подскакивали как мячики, плыли в этой липкой темноте, проваливались вниз, туда, где раньше
