Из портала мы шагнули прямо в холл замка Леграна, я уже хотела сообщить бросившейся к нам страже, чтобы забирали троицу, когда из бокового коридора вышел Виорган. Весь перепачканный, в крови и земле, с опаленными волосами.

— Вы вернулись! — выдохнул он, быстро преодолевая расстояние, разделявшее нас, и на миг порывисто меня обнимая, чтобы потом так же быстро отстраниться.

— Вообще–то мы и не уходили. Нас похитили, — напомнила Люба.

— Это стало понятно сразу же. Никто не ожидал такого от… — на секретаря и лекаря младший феникс посмотрел брезгливо. Впрочем, тут же перевел уставший горький взгляд на меня.

— Что? — переспросила я. — Что–то еще произошло, помимо…

— Легран пробудил Огонь Феникса, чтобы спасти нас всех, — глухо произнес Виорган, — поэтому он сейчас умирает.

По позвоночнику снова пробежал холодок. Не просто холодок, холодище. Такой, что вгрызался в каждую клеточку тела и добрался до самого сердца, грозя заморозить его.

— Как… — хрипло выдала я, потому что голос не слушался. — Не… неужели совсем ничего нельзя сделать?

— Миранхард и так уже сделал все, что мог, с лучшими лекарями. Но нет, Надя. Нельзя.

У меня перед глазами потемнело, поэтому я вцепилась в его руку, чтобы не упасть. И чтобы попросить:

— Проводи меня к нему. Пожалуйста.

Виорган не стал возражать, разве что напоследок ударил усыпляющим заклинанием по благополучно застывшей в окружении стражи троице. Они рухнули как подкошенные, и он скомандовал:

— В подземелье. До моего особого распоряжения.

Что с ними станет, мне было плевать. А вот на Любу я оглянулась, но сестра, непривычно серьезная, только махнула рукой: иди, мол.

— Они ей лицо порезали, — на бегу прошептала я Виоргану, который вел меня к покоям брата. Наверное, мне нужно было что–то говорить, думать о чем–то другом, только не о том, что Легран умирает. В том числе не о том, что я вообще могу не успеть.

— Ей обязательно займутся, Надежда, — кивнул младший феникс. — Прости, что тебе приходится бегать. Я почти полностью исчерпал ресурс и не могу открыть портал.

Я бы бежала еще быстрее, если бы не он. Тут уже, кажется, Виорган едва за мной поспевал.

— Я знаю, куда идти. Помню, — собственный голос казался чужим. — Если у вас… у тебя есть дела, занимайся ими.

Я даже не стала дожидаться ответа, подхватила юбки и понеслась так, словно за мной гналась стая игров во главе с Лавэем. В драном платье, растрепанная, с совершенно дикими глазами, я тем не менее сейчас ни у кого не вызывала вопросов. После битвы у леса Шаэри большинству воинов требовалась помощь, а те, что встречались мне в коридорах, выглядели ничуть не лучше меня. Где–то здесь наверняка был организован лазарет, все слуги стояли на ушах, и об этом я думала тоже исключительно по той самой причине.

Чтобы не думать о том, что я не успею сказать ему, как я его люблю.

Что мне наплевать, что там было до, после и во время.

Что я…

На этой мысли я и подлетела к двери, стража беспрекословно расступилась, один из них даже открыл ее для меня.

Влетев в покои, которые тоже были мне хорошо знакомы, я на миг замерла. Не столько потому, что повсюду был запах лекарственных зелий, сколько потому, что увидела его. В лежавшем на постели мужчине Феникса можно было узнать только по форме и ее черному цвету. Несмотря на этот самый черный цвет, в нем всегда было столько жизни… но сейчас ее не осталось.

Белое восковое лицо, заострившиеся черты и едва, рвано вздымающаяся грудь.

Обернувшийся ко мне Миранхард выглядел немногим лучше. Уставший и посеревший, кажется, у него даже волосы и глаза потускнели.

— Вы свободны, — сказал помощникам–лекарям, и те поспешно направились к двери. — А вы вовремя, Надежда. Как раз успеете попрощаться, пусть даже он вас уже не услышит.

Я все–таки опоздала.

Эта мысль вонзилась в сердце стрелой, рождая в груди странное, невыносимо–острое и бесконечное чувство потери. Я почти ощутила, как оно замедляется в противовес моим резким и быстрым шагам. Замедляется, чтобы перестать биться. Вместе с его.

Дракон отошел, уступая мне место возле его постели, и, кажется, покинул комнату, но в этом я не была уверена. Единственное, в чем я была уверена — так это в том, что моя рука сейчас сжимает ледяную ладонь Леграна. Я сплела наши пальцы, силясь передать ему хотя бы кроху живого тепла.

Что я могла сказать?

Что я могла сделать?

— Прости меня, — прошептала я. — Прости за то, что так бестолково потратила последние минуты с тобой. — В горле встал ком, поэтому пришлось прерваться, на глаза навернулись слезы. — Я бы сделала все от меня зависящее, чтобы их вернуть. Все от меня зависящее, чтобы вернуть тот момент, когда на вас обрушилось это проклятие, и все исправить. И я бы отдала тебе свою силу просто потому, что люблю тебя. Не из–за Веры. Не из–за каких–то дурацких деловых договоренностей.

Все это правда больше не имело никакого значения. Все то, что было.

Я положила ладонь ему на лоб, покрытый испариной, чуть подалась вперед.

— Мне так жаль, Легран, — прошептала сдавленно, чувствуя, как внутри меня что–то рвется.

Рвется, чтобы растечься незнакомым обжигающим жаром, с которым никому не под силу справиться. Я словно шагнула в сауну или в баню с мороза, и воздух, сгустившийся вокруг меня, начал потрескивать, раскаляясь. Алый флер моей силы полыхнул, словно собирался сжечь меня до косточек, но мне было все равно.

— Я правда хотела бы все исправить. Хотела бы снять проклятие, пусть даже ценой своей силы… я так хочу, чтобы ты жил. Эгоистично, — я хлюпнула носом. — Потому что тогда я смогу повторить то, что сказала на совете, но уже про тебя. Я выбираю тебя, помнишь? И вообще… как ты можешь умереть?! Я же для тебя Лавэя поймала!

Последнее сорвалось с губ с каким–то горьким смешком, отразившись от стен. Хотя мой голос в принципе звучал, как из динамика на стадионе, он словно наполнял комнату изнутри и бился о стены.

Алого становилось все больше, больше и больше, а потом я, глубоко вздохнув,