Шрифт:
Закладка:
Если начальник нервничает — это передается подчиненным. Ни к чему…
* * *
2 день третьего месяца лета(11 месяца года) 2009 г. Я.
Южные горы, «Долина кекликов»
С первыми лучами солнца Больц и звено разведчиков встали на след. Стандартное построение звена со следопытом: следопыт в следе, двое прикрывают переднюю полусферу слева и справа, один — сзади. Луки в руках, стрела на тетиве.
Двигаться скрытно не получилось.
Едва бойцы сделали первые шаги, по долине прокатилась перекличка кекликов, заметивших опасное движение.
— Ке-ке-кекик-КЕК!
Взбудоражив друг друга, птицы оставались невидимы для людей. Кто бы ни был сейчас в долине, он был предупрежден о вторжении.
След же был действительно странный: овальный, большой, бесформенный, без выраженной пятки и носка. Шаги похожи на человеческие, но неровные, будто человек хромал одновременно на обе ноги и при ходьбе широко расставлял ноги. По ширине шага — вроде человек, но очень необычная походка.
Больц даже не успел придумать объяснение странным следом, как шагов через сорок пришла разгадка — за камешек зацепилась растрепанная нить.
«Дурень испуганный, — в сердцах обозвал сам себя Больц и тут же добавил эпитетов „погорячее“. — Начал уже себе придумывать…»
Он действительно разозлился на себя: и за глупость и за то, что «поймал за кончик хвоста» глубоко гнездящийся в душе страх, который вызывал нервозность и заставлял придумывать горных троллей, за собственный испуг перед обычным ночным кошмаром.
Обычным?
Но как следопыту ему было стыдно. Ошибка, достойная зеленого новичка.
Здесь прошел человек, чьи ноги вместо обуви были обернуты грубой тканью. Прошел относительно недавно, около полудня прошлого дня. Двигался человек вдоль осыпи, пришел со стороны дальнего конца долины, где эскадрон ожидал первый перевал выше летней границы снегов.
Дав прикрывавшим его разведчикам знак «внимание!», Больц медленно двинулся по следу, пытаясь не упустить ни единой детали. Нервы были предельно напряжены, и когда шагов через двести из зарослей стелющихся кустарников внезапно поднялась человеческая фигура, чудо, что никто не выстрелил.
Больц предупредительно поднял руку.
Сначала ему показалось, что именно эту фигуру он видел во сне. Но сейчас, при ясном свете, это было не так пугающе. Появились детали.
Одетый в грязный оборванный плащ человек с лицом, замотанным тряпками, держал в руках… глефу. Глефу?
Непонятно, что он видел сквозь тряпки, прикрывающие глаза, но острие глефы уверенно смотрело прямо в горло Больцу, который был ближе всех.
Пауза затянулась.
— Кто ты? — спросил Больц внезапно охрипшим голосом. — Кто ты?
— Что? Больц? — пробормотал человек и покачнулся. В следующий момент он опустился на колено, опираясь на древко глефы, но колено подогнулось, и воин беспомощно завалился на левый бок. — Больц, ты?
Но Больц не торопился подходить. Слишком реальным был недавний сон, не шел из головы, не отпускал.
Не отрывая взгляда от упавшего человека, он вновь показал разведчикам «стоять!».
И стелющимся скользящим шагом медленно двинулся вперед, правой рукой обнажая висевший на бедре кинжал.
Шаг, еще шаг…
Медленно наклонившись, он левой рукой потянул тряпки с лица лежащего. Он готов был увидеть что угодно.
Это был Орест.
Чудовищно исхудавший, обросший, грязный, но живой Орест!
Мучительно щурясь, Орест пробормотал: «Это действительно ты, Больц? Ты⁇ Ничего не вижу… Солнце слепит… Я пожег глаза…»
И только тут Больц оттаял.
Жестом показал своему эскорту рассредоточиться, он обнял друга: «Я, это я, Книжник!»
— Связного за перевал! Сюда целителя и санитаров! Взводу — начать прочесывание! — и застыл на коленях, обнимая за плечи друга, вернувшегося из мертвых…
* * *
Целитель появился только к полудню. Поднявшая его на перевал лошадка запыхалась, и вниз немолодого уже эскулапа практически тащили, сменяясь, санитар и разведчики.
Орест в себя за это время так и не приходил.
Больцу пришлось достаточно быстро оторваться от вновь обретенного друга — операция прочесывания шла полным ходом, и он был в долине старшим из офицеров. С Орестом остался разведчик, который в выходах выполнял роль санитара.
Когда Больц вновь объявился у места, оборудованного под импровизированный медпункт, целитель уже закончил свое обследование, а вокруг переодетого и умытого Ореста суетился прибывший санитар.
— Что скажете? — обратился Орест к Целителю.
Целитель не торопился. Тщательно обтер руки белым льняным платком, промокнул им лоб. Взглянул на пациента, недвижимо лежащего на ложе из веток и плащей, вздохнул.
— Жив, — наконец обронил целитель гулким басом, удивительным для тщедушного тела и длинного иссохшегося лица. Усталость прорубила на его лице глубокие вертикальные морщины. Сам эскулап был нездорово, до синевы, бледен.
— И это все, что Вы скажете, мессир?
— Да, это все, что я скажу, мессир, — удивительно точно и едко целитель повторил интонации Больца, но, в конце концов, смягчился. — Его жизнь в руках Единого. На теле нет ни единой серьезной раны, кроме повреждения правой лодыжки. Я подозреваю перелом, но это может подождать. Я не знаю, что у него с глазами, но они воспалены. Он изможден. Он много дней голодал. Я не знаю, хватит ли у него сил выжить. И у него очень нехороший кашель. Будь мы внизу, я бы тоже об этом не беспокоился. Но здесь, на высоте, тяжело дышать даже мне. И это тоже не позволяет мне строить прогнозы. Самое неприятное, что спускать его сейчас тоже нельзя — транспортировка убьет его даже вернее, чем одышка. Я дал ему кое-какие укрепляющие препараты, санитар поит его жидкостью, которая должна дать ему силы. Но в ближайшие сутки не я, а Единый будет решать его судьбу…
Больц молча кивнул и удалился. Ему перехватило горло и навернулись слезы, он хотел бы поблагодарить целителя, но гораздо больше он хотел, чтобы никто не видел его слез…
* * *
Тем временем, прочесывание большей части долины закончилось, а следом посту на перевале полетел сигнал гелиографа. И вот тонкая цепочка людей и лошадей начала просачиваться через перевал.
Лошадей вели в поводу, тропа, по которой они спускались, петляла по склону змеей, удлиняя путь раз, наверное, в пять.
Глядя на это снизу, из долины, Больц впервые усомнился в разумности всей операции.
План строился на тактических аксиомах.
Кавалерия — ударная сила, кавалерия мобильнее пехоты. Пусть кавалерия оседлает перевалы и захватит плацдарм — а потом и пехота подтянется, укрепляя и расширяя маршрут снабжения. А имея плацдарм в подбрюшье Степи можно было готовиться и более серьезным действиям.
Лозунг мессира Бирнфельда «Степь должна обезлюдеть!» колоколом звучал в голове каждого без исключения бойца эскадрона.
Но…
Больц видел, что скорость марша конников через высотные перевалы оказывается в итоге ниже, чем, возможно, показала бы пехота, и — однозначно — медленнее, чем смогли бы егеря.
Непривычные
