— А вы законник? Правда-правда? Девятеро, как здорово, что вы приехали! Там же просто ужас что было! Полный беспредел! Но вы же разберётесь со всем, да? А то лично я точно ничего не понимаю!

И выполняет образцовое ресничное хлоп-хлоп, одновременно самую малость подрагивая нижней губой. Излучая всем видом счастье в остолбеневшего Крысолова.

Видок у законника… да какие там грозовые угри. Молния в маковку.

Он даже рот прикрыть забыл.

— А вы из самого Акантора? — частит Балбеска и пожирает его взглядом, как сельская барышня — столичного жениха. — Прям-таки из Корпуса? Серьёзно⁈ А мне никто не сказал, что тут такие гости бывают. Я Кани, ой, то есть, Аскания. Вроде как «язык» в группе, но совсем недавно здесь. Иначе я бы, конечно, знала, господин законник, то есть извините — я не знаю, как к вам обращаться.

Крысолов начинает рдеть. Как застенчивая девица. Но у него хоть какие-то мышцы отмирают. Например, он может моргнуть. И пробормотать что-то вроде «Дес…э… законник Тербенно» — проглотив при этом ранг. Балбеска немедленно удваивает напор и сияние:

— Будем знакомы! Я-то как раз говорила — понятия не имею, что это было, и надо бы, чтобы кто-то разобрался. Только подумала, чтобы обратиться к специалисту… Так что я расскажу, что знаю, да? Но, пожалуйста, не будьте со мной суровым, я чертовски теряюсь от всех этих бумаг… кабинетов… Ой, то есть какие глупости, где тут можно найти кабинет, у Лортена разве что. Пойдёмте? — и под ручку утаскивает ошеломлённого законника в дверь. — Я же могу говорить открыто, да? Без всех этих, как его там, протоколов?

— Кх… Вне всякого сомнения, — успевает долететь до нас за секунду до того, как дверь захлопывается. Почему-то представляется распушённый хвост самца стимфы.

Минуты три все молчат.

— Что это вообще сейчас было? — наконец роняет Пухлик. А нойя вздыхает приторно-сладко:

— Весна.

В ответ долетает сперва заливистое «Иуви-ви-ёёёу!» гарпии-бескрылки, потом толстое страдающее «Ма-а-а-а-а!» Боцмана. И ясно, что «встряска» закончена, так что хватаю Мелкую и выметаюсь.

На многоглазом небе укрылась облачным хвостом луна. Приставучий цветочный дух кружит голову. В питомнике можно перебить его привычными запахами — сена, шерсти, навоза, пряных меток, которыми полосатые шнырки вздумали приманивать самок. Зато звуков слишком много: протяжные песни алапардов, и разливы тенн, призывность яприлей, хриплые крики грифонов…

— … а потом, представляете, какая-то чокнутая начинает орать со сцены. Что-то про пиратов и про шнырков, а может, про чаек. И прям-таки на людей кидается! С…с поцелуями! На всех подряд!! Нет, мы тогда были у цирка Эрнсау — я вообще сначала подумала, это часть программы, ещё обрадовалась — Раккант же…

Похоже, Тербенно забыл про кабинет Лортена. Теперь Балбеска просто водит его кругами по дорожкам. И занимается с его мозгом тем, чем шнырки занимаются у себя в клетках. Даже более плодотворно.

В деле она всё-таки ничего. Главное к зверям на милю не подпускать. И ко мне.

Питомник позади клеток и загонов тоже исходит музыкой свадьб. «Мии-и-и-ррррау!» — фагот-алапард. «Хры-ы-ы-ыа-а-а!» — валторна-яприль. «Аррргрыг!» — рокочущий барабан виверрния вдалеке. Небось, такой музычки не услышать на ярмарках.

Грызи бредёт куда-то к реке с видом, какой бывает у неё по весне. Отстать и не трогать. Варгам это всё — не просто песенки и запахи.

Конфетка — с корзиной для сбора трав. Пританцовывая, плывёт в сторону лесных угодий. На ходу поводит ладонью над травой. Вязнет где-то на опушке, среди ив и яблонь.

— … нет, даже не думала. То есть я как бы представляла, что это место какое-то странное, но я же новенькая. Хм-м-м, подозрения? Ну, пока что нет, но если вы намекнёте… В смысле — вот, например, Лайл Гроски, вы на него смотрели как на знакомого прямо. Вы что, его знаете?

Весь бело-лунный из «Ковчежца» заявляется Мясник. С полотенцем через плечо — то ли дежурить, то ли тренироваться. На опушке останавливается и треплется с нойя. Ветер доносит заливистый смех Конфетки.

Из кустов на них поглядывает Плакса. А Пухлика не видать. Может, решил поглядеть на пирожки Фрезы.

Кстати, об этой. Пиратка с кем-то лается у ворот. Печать после Зеермаха идёт в отказ, но разбираю, что дело уже дошло до «Дети сухопутной креветки!»

По пути к воротам натыкаюсь на Морковку — несётся куда-то с «О, где же она» на лице. Молча показываю рукой направление. Хотя кто там знает — может, не стоило.

— … пришлось научиться владеть Даром как следует. Вроде как постоять за себя бедной девушке. А у вас… правда⁈ Шикарно! В жизни никого не видала с музыкальным Даром. А можете сыграть, ну хоть что-нибудь? А в следующий раз?

Фреза у ворот добавляет накала весенним воплям. «Не пущу, растудыть!» — звонко несётся сквозь ночь. Потом Пиратка видит меня и добавляет:

— А-а-а, дождались, вот она сама идёт. Привезли, раковы дети, тварь какую-то, отдавать не хотят — госпожу Драккант им подавай. Твоё, что ль, притащили?

Двое курьеров возле здоровенного фургона в поту и в мыле.

— Распишитесь, пожалуйста, — просит один полушёпотом. — Срочная доставка из Ракканта.

Подмахиваю, не читая. Подхожу к фургону, в котором тяжко переступает что-то живое.

И сразу понимаю, что Хромец умеет налаживать связи.

Из фургона на меня дружески фыркает бонакон.

ЯНИСТ ОЛКЕСТ

Мне не успеть за ней — никогда не успеть за ней…

Это звучит во мне, когда она выходит из «Ковчежца» — невесомая тень, лесной дух. Отзвуки этого — в пламени и в насмешливых взглядах господина Нэйша. Даже в чае нойя — та же вязкая горечь.

Не успеть, как не успеть за ручьём. Не удержать, как не удержать ветер. Не остановить — как не остановить весну.

И я просто сижу в комнате, которая постепенно пустеет. Чувствуя, как проходит сквозь меня заново день — суматошливый, изматывающий, болезненный…

Смерть варга. Вызов. Солнечный город, за каждой ставней которого — ненависть. Безумные даарду на площади, учитель, и полный хаос, горячие губы Кани, проклятый Нэйш с его ухмылками… и…

Я не успел к ней, видел только мельком, когда уже уводили — далеко-далеко, на другом конце площади, хрупкая фигурка. Но почему-то понял, что она воззвала к крови, что это связано со зверями на площади — вот только меня скрутили и запихнули в камеру, и уже от Гриз я узнал об остальном.