Шрифт:
Закладка:
* * *
В итоге всё же вышло так, что ночь я провела в квартире Марго и Тима в Теплом Стане, на восьмом этаже многоквартирного дома, а к себе поехала на следующий день, твёрдо намеренная готовиться к выходу на работу — так я сказала друзьям. Произнести вслух то, что мне нужно ещё разобрать вещи Антона, я не смогла. Однако и Тим, и Марго поняли это по моему виду без слов.
— Милая, тебе точно не нужна помощь? — мягко спросил Тим, когда мы все трое сидели на кухне.
— Спасибо, но… да. Точно, — постаралась я кивнуть головой как можно увереннее.
— Хорошо. Подвезти тебя?
Я опустила голову. Бежевый «Фольксваген Тигуан» Антона, на котором мы прибыли на дачу Мальковых, был пригнан Гришей на своё место на парковке у нашего дома ещё на прошлой неделе. Моя собственная «Ауди А4 Б8» цвета металлик, приобретённая в своё время даже подержанной за немалый кредит, сейчас находилась там же. Теперь я стала хозяйкой обеих машин. Что я буду делать с «немкой» Антона? Наверное, придётся продать. Вряд ли кто-то из его братьев согласится забрать его себе…
— Хотя зачем спрашивать? Ты слишком культурная, опять ещё станешь нести «не хочу вам навязываться» и прочую хрень. Давай, собирайся с нами, — велел Тим. — Отговорки не принимаются.
Пришлось мне подчиниться. Так что меньше чем через полчаса, мы уже стояли у моего подъезда.
— Да, чуть не забыла, — едва мы вышли из машины, Марго, сидевшая до этого на заднем сиденье, полезла обратно и достала хозяйственную сумку, внутри которой я услышала характерное постукивание. Подойдя, она вручила её мне, обняла и прошептала: — От нас на всякий случай. Там вино и ещё одна штука покрепче. «Гленливет» — шотландский виски.
— Спасибо, — с невесёлой ухмылкой поблагодарила я.
— Катюха, не раскисай, — Тим тоже заключил меня в объятья, а затем похлопал по плечу. — Если что, свисти. Шучу, денег не будет. Лучше просто набери, напиши или крикни — услышим.
— Хорошо. Только в последнем случае сомневаюсь, что услышите. Мой крик не как в «Одиночестве любви» у группы Винтаж, — почему-то вспомнила я старый известный хит.
— О! Зай, ты слышала? Катька уже прикалывается. Значит, всё идёт путём! — обрадованно завопил Тим под энергичные кивки своей жены.
Когда друзья уехали, я повернулась к тёмно-коричневой подъездной двери. С тех пор, как я вышла из неё с Антоном в последний раз, прошло десять дней, но мне казалось, это было вечность назад. Очень давно, может быть, в прошлой жизни я шла с мужем по этому самому подъезду, ехала в этом лифте, стояла у двери нашей квартиры… И так же, как и сейчас, проворачивала в замке ключ — только в обратную сторону.
Вот я и дома.
Воздух в помещении казался затхлым, и можно было подумать, что здесь давно никто не бывал. Хотя сюда дважды заглядывала Марго: в первый раз она приезжала за документами, а во второй, меньше недели назад, за вещами.
Раздевшись, я прошла на кухню, налила в кружку воды и залпом её выпила. Затем, после минутного раздумья, отправилась в прихожую за переданным Марго пакетом. Лишь после нескольких бокалов вина я, отважившись, отправилась в нашу спальню. Хотя теперь мне придётся учиться говорить — «свою».
Я специально решила начать с самой «сложной» психологически комнаты — пока был запал, необходимо было со всем покончить.
Как ни странно, поначалу всё шло относительно легко. Джинсы, толстовки, футболки, костюм — всё это я с напускным холодом и спокойствием складывала и утрамбовывала в сумки, стараясь не обращать внимания на то, что некоторые вещи до сих пор хранили запах его одеколона.
Без жалости к себе. Вот так.
После повседневной одежды, белья и обуви в ход пошла зимняя. Куртка, пуховик, свитера с высоким горлом… На них его запаха не было. Постиранные после зимы и убранные в дальние уголки шкафа, они каждый год дожидались своего часа — нового наступления холодов, когда хозяин их снова наденет. Но в этом году они останутся бесхозными.
Когда дело дошло до бордового шарфа, который Антон приобрел в Осло во время нашей командировки в Норвегии, я поняла, что мои нервы сдают. Положив шарф и оставшийся завязанный пакет с хранившейся там тёплой вещью, я побежала на кухню, где, рыдая, допила остатки вина. Открыв вторую бутылку — уже виски, я сразу прихватила её с собой и стала дальше возиться с наследством мужа, периодически отпивая прямо из горла. Вскоре к имеющимся сумкам и коробкам прибавились ещё несколько: его средства гигиены, портфели и всякий хлам, что Антон хранил годами, считая нужным. Убирая в отдельный ящик чемоданы с образцами минералов и горных пород, я плакала, чувствуя одновременно нежность и злость. Испытывая сильно желание разломать всю коллекцию на месте, я всё же бережно убрала её и даже сделала сверху отдельную подпись.
Понимая, что уже пьяна, я, высморкавшись, подобралась к комоду и начала выдвигать ящики один за другим, осматривая и сортируя содержимое. Когда я заглянула в последний, новая волна боли — сильнее, чем все предыдущие за сегодня — ударила, разлившись по всем сосудам моего организма. С трясущимися руками я достала старый магнитофон Антона «Phillips», который подарил ему отец. Несколько лет назад, в начале двухтысячных, он считался очень крутым — чуть ли не самой лучшей в стране моделью. Я помнила, как Антон привёз его в общагу и как радостный Тим периодически «заимствовал» магнитофон у друга для проведения тусовок — порою без разрешения, и Антон, если узнавал, потом на него орал. Там, сбоку, осталась царапина — однажды Тим уронил на него тумбочку и потом умолял меня не выдавать его. Тогда я впервые убедилась на практике, каким крепким был корпус магнитофона. Большинство его собратьев сломались бы под весом шестидесятикиллограммового деревянного сооружения, да ещё и рухнувшего с размаху — а этот едва пострадал.
По щеке скатилась слеза. Теперь я начала жалеть, что решилась разбирать вещи мужа одна. Но было поздно что-то менять.
За магнитофоном обнаружился старый по виду фотоальбом. Решив, что хуже уже не будет, я достала его, присела с ним на кровать и раскрыла. По мере того, как я листала картонные страницы, передо мной мелькал калейдоскоп фотографий, на которых мой муж был запечатлён в разные периоды жизни. Детских фото попалось не так много. Вот Антон, счастливый мальчуган-дошкольник, сидит с
