Юджин: Я хочу, чтобы ты была моей, Лара. Это всё, чего я хочу. Я больше никогда не сделаю тебе ничего плохого.

Аарон замечает, как начинают трястись мои руки от злости, растерянности, почти что безысходности. Моя смелость куда-то пропала.

Я не верю Юджину ни капли, но я не знаю, когда он поймёт это? Как скоро он отстанет от меня?

— Лаура, дай мне свой телефон, — в этот раз я не отказываю Аарону, я разрешаю, даже почти вручаю ему телефон, как награду.

— Что ты будешь делать? — с опаской спрашиваю я, стараясь заглянуть в экран. Замечаю, что Аарон ничего не пишет ему, просто читает.

— Сейчас ты блокируешь его везде. Затем ты делаешь скрин переписок с ним, чтобы у тебя были доказательства для полиции. И, если он ещё раз тебе напишет, ты идёшь ко мне и говоришь мне об этом, и тогда уже я решу эту проблему.

— Ладно.

— Не бойся. Не нужно, — большая рука Аарона накрывает мою ладонь, и я опускаю голову, чтобы не показывать своё сильное смущение.

— Ты уже уходишь? — опечалено спрашиваю я, когда он встаёт.

— Ну да, а ты хочешь, чтобы я остался? — его лицо озаряет фирменная ухмылка, и я кручу головой.

— Ну уж нет!

— Вот видишь, сама ведь прогоняешь меня.

Я встала с кровати и подошла к нему. Каждый раз, обнимая его на прощание, я наслаждаюсь этим. Его запах проникает под мою кожу и остаётся со мной ещё надолго. Даже ложась спать, я чувствую его, и от этого мне легче, потому что кажется, что Аарон лежит рядом, и я в полной безопасности.

21 глава. Усмири мой гнев

С каждым днём я понимал, что всё больше и больше теряю голову от Лауры. Мне тяжело оставаться с ней наедине, что бывает теперь постоянно. Я безмерно рад этому, но вместе с радостью приходит и другое чувство — огорчение. Мне тяжело пока что смириться с той мыслью, что Лауре я всего лишь друг. Я не привык быть во френдзоне, ведь почти всегда девушки сходили с ума, если я даже просто смотрел в их сторону. Но она другая. Не такая как все. Гномик особенная. Я не собираюсь опускать руки, конечно, нет. Я буду делать всё, чтобы её сердце билось быстрее рядом со мной. Однако ко мне приходит понимание, что сейчас всё, что я делаю, — буквально бесполезно. Лауре сейчас как никогда тяжело, и она явно не настроена на отношения. Мне нужно быть терпеливым. Я буду ждать своего часа.

Я: Встретимся перед школой?

Я всегда пишу ей с утра подобное. Иногда я меняю формулировку предложения, но суть остается одной и той же — я намерен встретиться с ней перед школой. Успеть застать её до уроков, успеть поговорить с ней, успеть насладиться хотя бы десятью минутами в её присутствии.

Иногда я её забираю, иногда мы встречаемся в парке и идём в кофейню, где о чём-то приятно беседуем.

Но сегодня я немного расстроен. Лаура написала, что у неё другие планы. Воспринимаю это всё как норму, она ведь не может каждый день встречаться со мной. Возможно, у неё появились дела или проблемы, о которых я узнаю от неё чуть позже.

Лаура стала меньше от меня скрывать что-либо. И мне стало казаться, что это означает лишь одно — мой Гномик стал привыкать ко мне. Бывает так, что она, не останавливаясь, рассказывает мне обо всём на свете: о том, как с утра чуть не вывернула на себя горячий чай; о том, как вечером им отключили свет, а в турецком сериале, что она смотрит, начался самый главный момент; о том, как она устала и не успела сделать уроки. Кто-то скажет, что это наскучивает, надоедает и даже раздражает. Но не я. Я скажу, что это приносит мне удовольствие, ведь она по-настоящему стала открываться мне. Её даже самые нелепые рассказы я слушаю с приоткрытым ртом, поглощая в себя всю информацию. Мне интересно всё, что она рассказывает мне. Нет ничего важнее этого.

Поскольку утром у меня произошли некие изменения, я согласился на предложение Элая. Он, словно почувствовав, написал с утра о том, чтобы я его подбросил, если мне не тяжело. Поэтому сегодня я еду с ним.

Софи, расположившаяся на заднем сидении, смотрит в окно на медленно падающий снег. Погода вправду очаровательна. Новогодняя. С нотками чуда и волшебства. У сестры на лице не часто можно встретить такую искреннюю улыбку. Но сегодня я застал её, и у меня радовалась душа.

— Не хочу в школу… — тихо говоря себе под нос, сказала Софи, будто не мне, а просто в воздух. Но я-то услышал, поэтому спросил:

— Почему это? Ваш карантин закончился.

— Мне не нравятся мои одноклассники.

— Чем? — руки на руле напряглись. — Они обижают тебя?

— Ну, нет… — неуверенно произнесла сестра, отчего моё напряжение удвоилось.

— Ну нет или нет?

— Да не важно, просто не нравятся они мне.

— Есть ведь причина, по которой тебе так резко перестали нравиться твои друзья?

— У меня нет друзей, — внезапно произносит она. — Лишь одноклассники.

— Почему нет?

— Аарон, что за допрос! Они дурочки, мне не нравится с ними дружить.

— Что они делают такого, что теперь стали дурачками?

— Говорят гадости.

— Про тебя? — эти слова даются мне с трудом. Я не знаю, что сделаю с ними, если сейчас выяснится, что они обижали мою девочку.

— Не только… Ещё про Кейт и про Генри… и про Майю…

— Я спросил: про тебя говорили?

— Было.

Суки. Иногда я не понимаю, почему эти маленькие дети до беспредела паршивцы? Мне очень хочется побеседовать и с ними, и с их родителями. Пусть получше воспитывают своих детей или мне придётся вырвать их язык.

— Что именно тебе говорили?

— Что я безмамная.

Безмамная — без мамы. Они это имеют в виду. Конечно, её это задевает, учитывая, что мама умерла этим летом. Какие же дети ублюдки.

— Я поговорю с ними. Вырву им языки и их родителям.

Я едва сдерживаю свой собственный язык, чтобы не сказать маты при сестре.

— Не смей, Аарон! — резко возражает Софи, и я выгибаю бровь.

— Я это просто так не оставлю, Софи. Они должны заплатить за это и подумать, что можно говорить, а что нельзя. Если их родители не научили хорошему поведению — научит жизнь. А я лишь подтолкну.

— Аарон, — уже хнычет она, жалея, что вообще поделилась со мной