Шрифт:
Закладка:
Лишь когда родилась Беляна, притихла Любава. Поначалу внучки сторонилась, но хоть Бояну грызть перестала. А после, когда девочка подросла и лицом стала на отца походить, как одна капля воды на другую, потеплела Любава, оттаяла. Подолгу расчесывала золотые косы малышки, напевая что-то под нос. Дарила красивых куколок, которых шила на продажу, яркие сарафаны и ленты. Песни перед сном пела. Правда, к матери ее относилась по-прежнему холодно. Все время находила, в чем попрекнуть нежеланную сноху, но хоть в навьей породе прекратила уличать.
Так откуда вдруг такая доброта?
Ощущение беды заполонило сердце, и Бояна вздрогнула. Беляна удивленно глянула на нее, но Бояна лишь покачала в ответ головой:
– Волосы не просохли, а ветерок прохладный, вечереет же.
Девочка важно кивнула. Они поднялись на небольшой пригорок, с которого открывался вид на их деревню. Как ни силилась Бояна, не могла припомнить, видела ли она раньше это место. Но мало ли в Беловодье таких вот маленьких безымянных волостей? Беляна вырвала руку и побежала вперед. Бояна качнулась было следом, но задержалась. Чувство беды поселилось под сердцем и не желало уходить, продолжая холодить нутро с той самой минуты, как Бояна вспомнила о своем замужестве. Она последовала за дочерью, не сводя глаз с ее развевающейся рубашки.
На границе волости их встречала сама Любава. Беляна добежала до бабушки и запрыгала возле нее белочкой, отчего венок сполз на затылок, а после и вовсе на землю упал. Бояна как раз подошла к ним и нагнулась, чтобы поднять цветы с холодеющей земли.
– Беги, внученька, там тебе отец гостинцев привез, – услышала она голос Любавы и разогнулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как дочь искоркой света убегает вдоль по улице.
Ее сердце привычно потянулось за родным существом. Бояна, кивнув Любаве с благодарностью, шагнула было следом за малышкой…
– Обожди, – схватила ее повыше локтя темная морщинистая рука.
Бояна посмотрела сначала на руку, потом подняла взгляд на лицо Любавы. У той были жесткие темные волосы, убранные сейчас под рогатую кичку, и угольно-черные глаза. Любава и в своем возрасте сохранила спину прямой, а руки ее были все такими же хваткими.
– Благодарствую, панна Любава. Мне нужно к мужу и дочери, – ровно проговорила Бояна.
– Уже не нужно, – так же ровно, цепко держа ее взгляд, ответила Любава. – Там и без тебя есть кому о них позаботиться.
– О чем вы толкуете? – Бояна выдернула руку и развернулась всем телом к свекрови. – Пустите меня к семье!
– Я долго искала, как избавиться от тебя, навья. Говорила с волхвами, дейвасами, лаумами, колдунами из чужих земель. Все пыталась выяснить, как отцепить тебя от Милана, чтобы не извести и его при этом. И вот наконец узнала способ.
– Что?.. – Бояна побелела и шагнула к Любаве, прижав руки к груди. – Я ведь не навья, как вы до сих пор этого не поняли?
Черноглазая женщина проворно отступила от Бояны и остановилась, улыбаясь ей из ворот. Бояна попыталась пойти за ней, но словно натолкнулась на стену, не пускающую ее дальше.
– На тебя заклято, – тихо сказала Любава, внимательно наблюдая, как Бояна мечется вдоль незримой преграды, бьется об нее грудью, как лебедь о прутья клетки, плачет и молит впустить ее. – Беляну пропустило, потому что в ней кровь моего сына, а тебе ходу нет. Уходи отсюда. Уходи, пока я не позвала дейвасов и не отдала им тебя.
Бояна замерла, часто и жалко моргая и пытаясь разглядеть свекровь через затянувшие глаза слезы.
– Как вы можете ребенка матери лишать? – прошептала она.
– Какого ребенка? – глянула через плечо Любава. – Навье отродье? Завтра я отдам ее бродячим волхвам и мы с сыном уедем прочь из этой волости, туда, где сможем начать жизнь сызнова. Не бойся, – опередила она Бояну, изготовившуюся задать вопрос, – Милану больно не будет. Я купила такую настойку, что подчистую всю память о вас уничтожит.
Бояна не верила своим ушам.
– Но ведь вы же любите Беляну, – прошептала она. – Вы же заботились о ней…
– Приучала к себе, как дикого звереныша, – усмехнулась Любава. – Чтобы она меня не боялась и доверяла. Чтобы из моих рук приняла все, что мне вздумается ей дать.
– В ней же кровь вашего сына! – отчаянно вскрикнула Бояна и снова ударилась о преграду.
Но Любава лишь дернула плечом.
– Ее давно уже выжгла навья суть. И кстати, не думай, что тебе кто-нибудь придет на помощь. Ты теперь невидима для живых. Убирайся подобру-поздорову и не приближайся больше к людям, навья.
Любава уходила прочь той же улицей, по которой совсем недавно пробежала Беляна. А позади нее билась до крови о преграду ворож бы женщина, снова потерявшая все.
* * *
Я слаба.
Бояна, стиснув голову руками, свернулась клубком прямо в прохладной сухой пыли.
Она кусала губы так сильно, что ее рот быстро наполнился солоновато-ржавым вкусом. Из горла вырвался придушенный всхлип. Бояне хотелось рвануться вперед, вцепиться в красивое ухмыляющееся лицо обманувшей всех Любавы, выцарапать мерзавке глаза… Но на руки и ноги ее словно навесили неподъемные цепи. Эти незримые оковы тянули Бояну к земле и не давали шевельнуться.
Слабачка.
Но ведь там Беляна. Там, за пределами очерченного Любавой круга, ее дочь. Самый родной человек, ничего не подозревающий о том, что еще немного – и наступит утро, которое навсегда сломает ее жизнь. А она, Бояна, ничего не может сделать для своей кровиночки…
Бояна уткнулась лбом в землю и заплакала. Она плакала и кричала попеременно. То бросалась на преграду, то безразлично сидела возле ворот, тупо глядя, как снуют туда-сюда жители. Никто на нее не смотрел, никто не касался. Словно чуя что-то, люди обходили место, где сидела девушка. Бояна поначалу пыталась дотянуться до кого-нибудь, докричаться, но быстро убедилась, что это бесполезно.
Вечерело, и на чистом небосводе зажглись первые звезды. В лесу темневшем за полем, заухало. Бояна вяло подумала, что если бы она и вправду была навьей, то пролетела бы по волости гогочущим вихрем, вышибла дверь, подхватила Беляну и унеслась с нею прочь – да хоть бы и в лес. Но она не могла сделать ничего, и
