Шрифт:
Закладка:
Все четверо скрылись за ветвями следом за огненосцем.
Лес молча смотрел им в спину глазами черных теней.
* * *
Лес отпустил их внезапно.
Мгновение назад его тяжелые, напоенные дождевой водой вершины склонялись к людям, будто намеревались схватить их лапами-ветками, опутать по рукам и ногам и не пропустить ни на шаг дальше по тропе, заросшей орляком. И вдруг все кончилось. Черные стволы, слюдяно поблескивающие в отсветах изредка проглядывающего сквозь тучи солнца, отступили, подобрав свитые в змеиные кольца корни. Недобрый гул пронесся по чаще, сорвал вихрь листьев, бросил их в путников и стих так же внезапно, как появился.
Даромир первым бросился к мирно плещущейся в глинистых берегах реке. Упал на колени, пачкаясь в светлом песке с вкраплениями крохотных серых ракушек и кусочков слюды – белых, рыжих, голубоватых и прозрачных, как слеза. Опустив ладони в воду, шехх торопливо умылся, не чувствуя обжигающего холода стекающих под рубаху струек.
– Только не пей, – предупредил его Марий.
Шехх мотнул головой, роняя брызги, и более никак не показал, что услышал предупреждение. Дейвас брезгливо поморщился и встал поодаль от шехха, так что река лишь облизнула мыски его щегольских сапог.
Храбр съехал по крутому склону, оставляя в нем глубокий рыхлый след. Остановившись в нескольких шагах от реки, огляделся, цепким взглядом окидывая берег – сначала в одну сторону, затем в другую. В обе стороны песок взрывали гибкие корни ивняка, подобравшегося к реке так близко, что плачущие ветви купались в черной воде. Не увидев опасности, Храбр привычно проверил взглядом Бояну. Та ежилась, растирая ладонями озябшие плечи, и неотрывно смотрела на реку. Храбр подошел к ней и молча накинул на плечи снятый с себя кожух. Бояна отшатнулась от его протянутых рук, но парень не отступил и не сделал попытки приблизиться. Бояна устало потерла глубокую морщину, прорезавшую лоб, и наконец нашла в себе силы поблагодарить Храбра за теплую одежду. Она и впрямь замерзла: из-под тонкой кожи явственнее проступили голубоватые вены, плотно сжатые губы обвело синевой, а пальцы, зарывшиеся в рыжеватый мех кожуха, мелко дрожали. Храбру до смерти хотелось обнять девушку, заключить в кольцо своих больших сильных рук и прижать к груди, чтобы сотрясающая ее дрожь растворилась в его жарком тепле. Но Бояна уже отвернулась.
Храбр опустил взгляд на свою ладонь, которой как наяву почувствовал прикосновение тонких девичьих пальцев и узкой ладони, загрубелой и покрытой мозолями от постоянных упражнений с кинжалами и луком. Согнул пальцы и медленно, размеренно вдыхая и выдыхая на каждом счете, по одному сжал их в кулак, который болезненно свело.
Итрида вышла из леса последней, задержавшись на границе чащи и открытого пространства перед рекой. В лесу стояла затхлая тишина, здесь же гулял ветер, трепля полы одежды и норовя засунуть выбившиеся из-под ремешка волосы в рот и глаза. Он не был холодным или злым – скорее как непоседливый щенок, заскучавший в одиночестве и готовый поиграть с любым, кто протянет к нему руку.
Река была красивая. Горделивая и неспешная, она несла темные, почти черные воды мимо зарослей ивняка, смарагдовых холмов, обвалов глины, красных, точно вскрытая плоть, и плоских белых плесов. Итриде почему-то привиделось женское лицо: уже не юное, но по-прежнему прекрасное, завершенное в каждой черте, широкоскулое и обрамленное тяжелыми черными косами. Бродяжница не разглядела, какого цвета были по-лисьи прищуренные глаза, но догадалась, что желтые.
Так же ласково, как берег, на котором стояли путники, река гладила и противоположный. Ей не было разницы, какие ветви купаются в ее волнах, а вот Итриду прошиб холодный пот при виде искореженных, изломанных сучьев, пузырившихся чагами стволов и серого песка, больше похожего на прах. По спине прокатился рой мурашек, а обереги на груди нагрелись и сердито затрещали: куриный бог, волчий клык, перо сокола, серебряная руна, солнечный круг – все заплясали и забились, на разные голоса предупреждая, чтобы Итрида не совалась в угрюмо молчащий уродливый лес на той стороне.
Но когда Бояна спросила Мария, не туда ли им надо, Итриде даже не нужно было слышать ответ – она и так знала, что им придется перейти реку.
Дейвас вел бродяжников в Навь.
* * *
– Как мы переберемся?
Выложенный камнями круг костра переливался красными сполохами. Итрида водила раскрасневшейся ладонью вдоль лезвия одного из своих ножей, прокаливая и одновременно затачивая его. Даромир сидел на песке возле ее ног, спиной к огню. Отсветы пламени создавали вокруг головы шехха сверкающий ореол, подчеркивали золотистое сияние его кожи, а глаза делали еще более темными, чем обычно, – непроглядными ониксами, по которым нельзя было ничего прочесть. Рука шехха лежала на бедре Итриды. Сильные пальцы невесомо поглаживали ткань штанов, но их тепло она ощущала и через одежду.
Та ночь в «Великолесском кабане» что-то изменила в Итриде. Время от времени она вспоминала дыхание Даромира, доверчиво спящего на ее руках, и то, как он сжал край ее рубахи, прежде чем уснуть. Точно нитку путеводного клубка, способного вывести его из самой дремучей чащобы. Итрида сдержала слово и просидела с ним всю ночь. Лишь под утро ее сморил сон. Когда она проснулась, Даромира в ложнице не было. Осталась только его куртка, которой он заботливо укрыл Итриду, да клочок бересты со знаком, говорящим, чтобы она оставалась в ложнице до его возвращения.
Даромир не заставил себя долго ждать, и вскоре двое бродяжников отправились в Белоозеро. Они не говорили о том, что случилось ночью. Но вскоре Итрида с удивлением обнаружила, что прикосновения Даромира стали для нее вполне терпимы.
Потому и сейчас она не прогоняла шехха, ластившегося к ее ноге, точно верный пес. Впрочем, объяснять что-либо себе или Храбру с Бояной, то и дело бросающим на них обоих многозначительные взгляды, Итрида не собиралась. Может, потому что и сама не понимала, насколько сильны эти изменения и останутся ли они навсегда.
– Я подниму мост, – Марий закончил записывать что-то в небольшую книжицу, переплетенную в кожу, и убрал ее за пазуху.
Итрида невольно проводила книжицу взглядом и прикусила губу. Она не умела ни читать, ни писать, только считать, зато отлично – ни на монетку не позволяла себя обмануть. Уколы зависти были не смертельными, но настойчивыми и неприятными.
– На кой ляд нам вообще переться в Серую Чащу? – Даромир отвлекся от ноги Итриды и озвучил вопрос, который занимал бродяжников с момента, как все они высыпали на берег Черницы – так называлась река с черной водой. – Ты вроде бы отказался
