Шрифт:
Закладка:
– Гляньте, Итка явилась, – пролетел вдруг шепот.
Люди замирали, окатывая девушку взглядами, и снова бросались тушить пожирающий ее дом пожар.
Итрида не сразу разобрала, что говорят о ней, она растерянно крутила головой, не понимая, что делать и за что хвататься. Вдруг подле нее возникла точно из-под земли сгорбленная фигура, и Итрида, прищурившись, с трудом узнала в простоволосой грязной женщине мать.
– Мама, – всхлипнула Итрида и кинулась к матери.
Она так хотела прижаться к ней, спрятаться в ее руках, укрыться родным теплом… Ей нестерпимо хотелось повиниться в том, что случилось у ручья, пообещать никогда больше не перечить и не убегать из дома. Итрида мечтала запереться в родных стенах и больше никогда-никогда не выходить за околицу одной. Она едва успела коснуться рукава материной поневы, как неожиданно сильный толчок отбросил ее прочь.
Мать смотрела на нее снизу вверх со злостью, о которой Итрида доселе даже не подозревала.
– Ты где была, тварь? С оборотнями по лесам опять шастала?
– Мамочка, что ты такое говоришь, – Итрида в ужасе прижала руки к лицу.
– Я тебя спрашиваю, ты где была, пока разбойники твоих братьев заживо сжигали? – мать кричала, брызгая слюной, и наступала на Итриду.
Невысокая полноватая женщина трясла кулаками, и Итрида невольно сжалась в комок, памятуя, какая тяжелая у матери рука. Люди вокруг смотрели непонимающе: кто-то попытался остановить мать Итриды, но остальные начали перешептываться и зло поглядывать на девушку.
– Мамочка…
– Не смей матерью меня звать, навь проклятая! Это из-за тебя Златко и Ждан погибли! Ты виновата, что они сгорели! Ты должна была быть на их месте, а теперь мои родные сыночки сгибли, а ты, ты, тварь аварская, жива! Давно уже в тебе ничего человеческого не осталось, только и смотришь, что в лес! Признайся, почуяла беду и сбежала, да?! Бросила нас тут умирать, а сама… сама…
Мать захлебнулась злобой, плюнула в безмолвно замершую Итриду и кинулась к ней, замахиваясь для удара. Сосед, дядько Зван, обхватил женщину поперек туловища, не давая приблизиться к дочери, зашептал что-то на ухо, гладя по голове. Рукой из-за спины он сделал Итриде знак убраться с глаз долой.
Да только куда она могла пойти? Израненная телом и душою, оглушенная, девушка молча смотрела, как сгорает ее дом, и словно кожей чувствовала, как смешиваются пепел дерева и прах костей ее сводных братьев.
Итрида медленно подняла руки ладонями вверх. Под грязной кожей замерцали светлячки. Они скользнули по линиям вен, наполняя их сиянием. Маленькие огненные реки росли, разветвляясь и оплетая все тело паутиной оранжевых нитей. Кто-то рядом закричал, кто-то шарахнулся, дядько Зван потащил обмершую мать прочь, а Итрида смотрела на свои руки и плакала. И невдомек ей было, что даже слезы ее горели огнем, оставляя на лице красные следы-ожоги.
Люди откатились от нее волной, шепча молитвы и проклятия. А Итрида повернулась спиной ко всему, что было ее жизнью, и пошла прочь из волости.
Она шла куда глаза глядят, покуда были силы. А когда идти больше не смогла, упала лицом в сизый мох и закрыла глаза.
Она мечтала о смерти. Но ее нашла не смерть, а Ихтор.
* * *
Что-то крикнула Бояна, раз, потом еще. Кажется, она звала Итриду по имени. Бродяжница повернула руку ладонью вверх – она была грязна и испещрена ожогами, но пепла на ней не было. И голос матери не звучал – только ее собственный, неустанно шепчущий в голове, что таким, как она, места среди живых нет.
Мир вокруг медленно прояснялся. Вместе со зрением вернулось и обоняние, и Итрида почувствовала запах своей паленой кожи, зажаренного Бояной зайца, масел, которыми Даромир умащивал свои густые, сделавшие бы честь любой девке волосы, запах пота и леса, доносившийся от незнакомца… Что-то внутри дрогнуло и потянулось к нему – или к пламени, рокочущему в груди дейваса. Чем сильнее вглядывалась Итрида в образ, то проступающий сквозь незнакомца, то сливающийся с ним, тем явственней видела… волка. Огромного, крупнее ее собственного раза в полтора, со спокойной уверенностью следящего за Итридой алыми глазами. Лишь мгновение спустя она поняла, что дух дейваса не на нее смотрит.
А на ее искру.
На пламя, медленно крадущееся из навьего леса. Принюхивающееся, точно зверь. Вдруг взвывшее протяжно, высоко, по-настоящему. Черный волк дейваса ответил – низко, раскатисто, как матерый, зовущий свою подругу.
Не сразу, ох не сразу осознала Итрида, почему ее огненный зверь ответил красноглазому. Потому что вовсе не волк жил в ней, прорываясь вспышками ярости и огня.
То была волчица.
Незнакомец метнул руку к сердцу, и его зверь тут же послушно отступил, взрыкнув напоследок. И тут Итрида поняла, о чем надо просить дейваса.
– Научи меня, как приручить огонь.
Он поймал ее взгляд и долго искал там ответы. Но у Итриды не было ни одного. Лишь волчица из пепла и огня, учуявшая в дейвасе что-то знакомое.
Мужчина заговорил, и Итрида передернула плечами, словно звук его голоса хлестнул ее по спине.
– И чем же ты расплатишься за обучение?
Итрида чуть прищурила полуночно-черные глаза. Невольно Марий вдохнул ее запах – смесь соленой горечи и сладости. Она пахла совсем не по-женски. Она вообще не пахла человеком, и огненосец невольно вспомнил хозяйку Серой Чащи.
– У меня есть деньги.
– Деньги мне не нужны, – отрезал дейвас. – Хочешь учиться – признаешь меня Старшим. И все твои прихвостни тоже. Знаешь, что это такое?
– Знаю.
Ихтор рассказывала Итриде о том, как клятва Старшего передает в руки учителя все нити власти над учеником на время обучения. Итрида содрогнулась, представив себя марионеткой дейваса. Но ради своих бродяжников она пошла бы и на это.
– Только за остальных решать не могу.
Марий закинул меч за спину.
– В таком случае мне проще будет их убить, – дейвас шевельнул пальцами, и кольца, сжимающие шеи бродяжников, сузились.
Троица вжалась друг в друга, сплетясь в единое трехголовое существо с тремя парами одинаково бешеных глаз.
– Нет! – вскрикнула рыжая. – Я… поговорю с ними.
– Попробуй, – равнодушно кивнул Марий.
Он отошел к костру, опустился
