У меня кровь закипела, я еле дышала.

– Почему ж она никому не сказала?

– А кому ей рассказывать? Копам? Она ж проститутка.

– Ну, должен же кто-нибудь что-то сделать. Нельзя, чтоб такое сходило с рук!

Манджу закатил глаза.

– Ты ж моя лапонька. Как ты такая собираешься здесь выживать? Нет, ты стань как твоя сестра. Хотя и у нее ничего не вышло, верно?

Ух, как это меня взбесило. И наплевать мне стало, что Манджу почти на фут меня выше и на сотню фунтов тяжелей. Изо всех сил я пихнула его в грудь, которая оказалась совсем не такой рыхлой, как можно было подумать. Он улыбнулся, отчего глаза на полном лице сделались совсем щелочками.

– Тихо, тихо! Что ж, пожалуй, и в тебе что-то есть от сестры.

– Это ты добыл Розе револьвер?

Оторопев, Манджу бросил окурок на пол. Но потом улыбнулся снова.

– А, так ты его нашла! Хорошо, что ты, а не твои старики.

– Зачем ты это сделал?

– Так она ж попросила. И заплатила прилично. Я оказал ей услугу. Жаль, что не смог помочь больше. Особенно когда она обратилась ко мне за ссудой.

– За какой еще ссудой?! – вскинулась я.

– Она пришла ко мне в мае. Было видно, что дела у нее полный швах.

Я перестала что-нибудь понимать. Судя по воспоминаниям Чио об окровавленных простынях, аборт Роза сделала в конце апреля. Зачем ей понадобились деньги еще и в мае?

– Полный швах? Почему ты так решил?

– Потому что она была со мной чересчур мила. – Неуклюжая попытка пошутить не сработала. – Да понятия я не имел, зачем ей деньги, понял только, что нужны, и все.

Может, деньги потребовались к нашему приезду? Например, внести залог за квартиру. Мы перевели ей немного денег, но, наверное, недостаточно.

– Но с наличностью у меня как раз было фигово, ничем я не смог помочь. Мне жаль, что так вышло.

– Ты Хаммеру рассказал об этом?

– Ну нет. Хаммер по Розе страдал безумно. – Манджу произнес это точь-в-точь как брошенная любовница. – Узнай он, что она обратилась ко мне за помощью, совсем бы сбрендил.

Хоть убей, не понять мне было отношений между Хаммером и Манджу! И я было открыла рот напрямую спросить об этом, но окоротила себя, вспомнив наставление Роя: “есть вещи, которые тебя не касаются”.

Из-за закрытой двери доносился шум голосов.

– Ну все, мне пора, – бросил Манджу и оставил меня одну в темном коридоре.

Мне и самой не терпелось убраться поскорей из “Цветка”. После игорного зала мне казалось, что я пропахла чем-то мерзким, и не только дымом от сигарет Манджу. В зале царила тьма, это была территория, лишенная и следа человечности. Там вся жизнь делилась только на два разряда: деньги и еще больше денег. Если их у тебя нет, то и тебя нет тоже.

Выйдя из вагона метро на станции “Кларк и Дивижн”, я направилась к ряду шкафчиков. Как случилось, что Кейзо смог оскорбить и осквернить столько девушек и женщин, не опасаясь того, что его схватят и покарают? Я чувствовала себя зайчиком на полях Тропико, из тех, что прыгали там и беззаботно жевали травку, а потом их ловили и убивали.

Отыскав свой шкафчик по номеру, я выудила из кошелька монету. Я понятия не имелa, может, шкафчик уже очищен. В конце концов, не одна неделя прошла. Опустила монету в прорезь, и дверца открылась. В глубине виднелись очертания розового фуросики. Встав на цыпочки, я ухватилась за ткань и потянула. Сверток скользнул мне в руки. Поскольку вместительной сумки у меня с собой не было, я прижала сверток к груди, не заботясь о том, увидит меня с ним кто-нибудь или нет. То, что я знала теперь про зверства Кейзо, сделало меня смелой. Пусть только попробует навредить мне или другим нисейкам.

Глава 25

Элмер Бут, хозяин компании “Лед от Бута”, оказался человеком крайне немногословным. Номер его телефона я нашла в той брошюрке для переселенцев, которую Харриет дала мне пять месяцев назад. Он снял трубку после второго гудка.

– “Лед от Бута”.

– Здравствуйте, это Аки Ито. Я живу на Ласалль-стрит, мы пользуемся вашими услугами. На днях у нас произошла неприятность, и теперь нужен еще один блок льда.

– Когда?

– Дело в том, что, как я понимаю, у вас служит один японец. Мы решили, что нам комфортнее иметь дело с японцем.

– Когда?

Я назвала ему то время на следующий день, когда мамы с папой не будет дома: у них было намечено собеседование по поводу новой работы. Не хватало мне подставить их под удар.

На следующее утро оделась я так, будто шла на работу, потому что не сказала родителям, что уволилась из библиотеки, но платье выбрала старое, с обтрепанным подолом. Его так и так пора выбросить, так что не жаль порвать или запачкать.

– А кофе? – спросила мама, заметив, что чашка, из которой я обычно пила, пуста.

Я покачала головой, не в силах проглотить ни кусочка, ни глоточка. Папа тем временем с помощью гаечного ключа, который он принес из “Алохи”, пытался починить наш вечно текущий кран.

– Яменасай, – велела прекратить ему мама.

В самом деле, течь только усиливалась: из того места, где кран соединялся с раковиной, брызги уже били фонтанчиком. Мама была права. Судя по прочим папиным усилиям благоустроить наш дом, если он продолжит в том же духе, мы скоро окажемся под водой.

На выходе из квартиры мама сказала: “Иттекимасу”, то есть “Ну, мы пошли”. Она всегда, уходя, так прощалась, это стандартная формула. Я ответила, как полагается: “Иттерасшай”, то есть “удачи”, “всего наилучшего”, хотя раньше никогда так не отвечала. Мама прищурилась, будто почуяв, что я снова что-то замыслила.

Оставшись одна, я подошла к комоду, достала из тайника в ящике с бельем коробку для бэнто и вынула револьвер. Что касалось огнестрельного оружия, у меня был опыт обращения только с папиным дробовиком, но я знала достаточно, чтобы ненароком не направить ствол на себя. Держа револьвер двумя вытянутыми руками, я потренировалась, прицеливаясь то туда, то сюда, а потом проверила барабан, где оказалось четыре пули. Значит, у меня ровно четыре шанса сделать все правильно.

Поближе к приходу разносчика я всю сцену проиграла в уме. Представила, как он войдет, в каком точно месте на столе под кухонным полотенцем будет у меня лежать револьвер, как я поступлю дальше. Странно, но