Подарив Фениксу весьма искреннюю улыбку, Аврелий Арсеньевич завел ничего не значащий разговор, который плавно, очень постепенно перешел на нужную ему тему.

Феникс показал папку. Мы подготовили бумаги весьма недурно, но, конечно, их было мало, поэтому в руки жандарма изобретатель передал лишь несколько листов из нее.

Этого хватило. Лицо Белорукова изменилось, он кивнул сам себе и подробно выспросил, есть ли где-то еще документы. Получив отрицательный ответ, он улыбнулся.

– На этом мы все и закончим, пожалуй.

Белоруков убрал руку в карман. В тот же миг его слуги вытащили тяжелые военные разрядники, способные легко вывести из строя даже сфинксов Грезецких.

– Думаю, на меня как на друга императрицы именно здесь и именно сегодня совершится покушение.

Жандарм улыбнулся. Через ворота усадьбы вошли темные фигуры. Их было много. Больше дюжины.

– А вы хорошо подготовились. – Я снял респиратор и сел за стол.

Белоруков с удивлением взглянул на меня:

– Виктор? Вы? Итак, значит, все же засада. Было у меня такое предчувствие, признаю, но, честно говоря, не ожидал увидеть именно вас. Впрочем, от этого ничего не меняется. Кого вы с собой привели? Должно быть, в усадьбе сейчас все сыскное отделение?

– Нет, конечно. Вы как это представляете? У нас других расследований немерено. Так немного людей. А у вас я вижу… Пятнадцать, шестнадцать…

– Их всего семнадцать. Хорошее число. Столько было императрице, когда я впервые коснулся сего цветка. Ах, если бы вы знали, какая это девушка. Дивная и одновременно глупая как пробка. Она так и не поняла, что я желаю для нее блага.

– Блага? – Я с презрением посмотрел на шефа жандармов. – Знаете, я не могу понять одного – вы просто подлец или все-таки подлец сумасшедший?

Лицо жандарма перекосилось. Он не стал отвечать. Скорее всего, не видел смысла говорить с будущими мертвецами.

Я оглядел двор – семнадцать механизмов. Я почему-то думал, что машин осталось не больше шести. Впрочем, какая разница? Мы с Ариадной не справились и с одной, изрядно выведенной из строя.

– Итак, Белоруков. – Я внимательно посмотрел на шефа жандармов. – Сейчас, пока вы еще не отдали механизмам приказ к нападению, я предлагаю вам сдаться, отключить машины и передать себя в наши руки.

– Вы шутите? – Аврелий Арсеньевич поднял бровь.

– Сдавайтесь. По-хорошему. Это последнее предложение. – Я смотрел в лицо шефа жандармов, но перед глазами была лишь изуродованная девушка, из который Белоруков сделал одну из своих машин.

– Что вы несете?

– У нас есть чем вас встретить. Иначе мы бы не устраивали эту засаду. Итак, ваш ответ?

– Блефуете, Виктор?

– Возможно. Но давайте честно, вы знаете, как мы с Ариадной обычно заканчиваем расследования. И с вами я, честно говоря, с огромнейшим удовольствием закончу так же. Вы хотите проверить, блефуем ли мы? Пожалуйста. Командуйте атаку. Но потом не обижайтесь. У нас с Ариадной может не хватить времени на ваш арест. Или желания. Или того и другого. Итак, что мы будем делать? Ну же! Хватит тратить мое время, – резко сказал я, откровенно провоцируя шефа жандармов.

К щекам Белорукова прилила краска.

– Вы… Что вы себе позволяете?

– Я не услышал ответа.

Аврелий Арсеньевич оглянулся на свои боевые машины. Я поднялся, делая приглашающий жест.

– Давайте-давайте. На особняк Трубецкого вам семи штук хватило. Тут семнадцать. Командуйте. Сфинксы и Ариадна вряд ли смогут защитить нас с Фениксом. Ну? Ваше решение?

– Что у вас в доме? – На лице шефа жандармов я увидел страх. Страх и бессильную ярость.

– Уверяю, там ничего нет. Я просто блефую. Это же очевидно. Когда вы сдадитесь, вы будете чувствовать себя очень глупо.

Лицо Белорукова перекосилось.

– Никто не смеет со мной так говорить. Вам я это припомню. Вы заплатите за это, Остроумов. Клянусь.

– Вы еще с Голодовым не расплатились. Все. Время.

Аврелий Арсеньевич помолчал. Затем поднял руки.

– Я делаю это только потому, что не считаю вас идиотом.

– Хорошее решение. – Я дал стоящим за окнами усадьбы инженерам условный знак.

Двери дома распахнулись, и две высоченные, закованные в белоснежную керамическую броню фигуры бросились во двор. Они двигались так быстро, что глаз почти не мог за ними уследить. Миг, и все кругом потонуло в хлопках шоковых разрядников, а через пару секунд семнадцать боевых машин шефа жандармов беспомощно рухнули на брусчатку. Две фигуры с горящими синим огнем глазами замерли подле меня. В их руках искрились экспериментальные электровинтовки.

Аресы, выданные нам Мороковым для засады, величественно замерли в ночной тишине.

1110

Все дальнейшее было делом техники. Инженеры коллегии в течение нескольких дней сумели отсоединить изуродованных людей от захваченных нами машин. У некоторых из них даже остался разум. С такими свидетелями мы уже могли довести дело до самой императрицы. От них же нам удалось понять, где собирали машины и где их держали. Начались массовые аресты участвовавших в этом жандармов, ученых и медиков. Была найдена лаборатория, где производились все манипуляции. После этого Белоруков окончательно перестал запираться. Быстро и легко он дал показания, принявшись топить всех, кто работал в его команде. Князь был необычайно вежлив, покладист и даже услужлив.

К концу мая уже была назначена дата закрытого суда. Естественно, предавать огласке подобное дело было невозможно. Согласно новостям из газет Белоруков просто оставил должность по состоянию здоровья и сейчас лечится в своем особняке.

Я, впрочем, не жаловался. Суды над людьми такого ранга никогда не бывали справедливыми, но, к счастью, жандарм поработал с таким размахом, что крови его желали все, включая всемогущего Голодова. Так что ссылкой в далекое имение, как поступали с высшими государственными чиновниками в случае их преступлений, здесь дело должно было не ограничиться.

Проведенным арестом я был доволен полностью. И, похоже, доволен им был не только я. Очень скоро я получил из рук фельдъегеря письмо, в котором лежало приглашение на бал в Летнем дворце, и вот это уже было очень интересным знаком. Если бы не поведение Ариадны, я бы, пожалуй, даже сказал, что был полностью счастлив.

– Господин Остроумов, вам был звонок, – жизнерадостно произнесла Ариадна, когда в один из дней я вернулся в отделение после поездки по делам.

– Хватит так меня называть. Раздражаешь.

– В таком случае мне очень жаль, господин Остроумов. А, нет – не жаль, я же машина и не могу испытывать данную эмоцию. Упустила это из вида. Кстати, вечером, господин Остроумов, продолжим наши тренировки. Найти уязвимость в моем коде – это для меня уже дело принципа.

Я холодно посмотрел на издевающийся механизм.

– Не продолжим. Это Виктор с тобой до полуночи сидел. А господин Остроумов сегодня едет вечером ужинать в ресторацию.

– С кем это?

– С Никой. Я написал ей и пригласил на ужин. Она ответила «да».

– Что ж, господин Остроумов, я вас поняла. В таком случае сегодня я попрошу поработать со мной Бронефация, – беззаботно произнесла Ариадна, впервые называя поручика Бедова по имени. – Надеюсь, он не откажет попавшему в беду механизму.

Выдохнув, я тяжело посмотрел на Ариадну. Та пощелкала веками