– Какую трость вы взяли, господин Остроумов? Вы что, к хорошей, по вашим словам, девушке, в рабочий барак, где она живет, заявитесь с подаренной императрицей серебряной тросточкой? Да она стоит больше, чем Зубцова за всю жизнь заработала. Вам не кажется, что в ваших планах опять допущена логическая ошибка?

Лицо Ариадны было абсолютно бесстрастным. Прошел миг, и напарница кинула мне в руки строгую увесистую трость, выточенную из сибирского кровавого кедра. Ее буквально пару дней назад прислала мне в подарок Ника Грезецкая.

Я ошарашенно замер.

– Спасибо, – только и произнес я и машинально отдал Ариадне свою изящную узорчатую трость из почти невесомого, благодаря сплаву с бореалием, серебра.

– Не за что, господин Остроумов. – Ариадна безразлично пожала плечами.

Затем она кинула взгляд на подарок Ники, и я заметил, как ее глаза замерли на массивной, выточенной из амаранта рукоятке, скрывающей длинный зазубренный кинжал из кости индрик-зверя.

– Да, эта трость будет смотреться уместнее в Белом селе. Все, можете ехать, господин Остроумов.

– Не называй меня так.

– Прикажите, и не буду. – Ариадна отпустила мне сладчайшую из своих улыбок и, больше ничего не говоря, ушла в наш кабинет.

1011

До Белого села я добрался без приключений. Первую половину дороги просто гадал, что это вообще было. Вторую же размышлял о Зубцовой. В чем-то Ариадна была права, все же прошло полгода, и она очень сильно изменилась. Возможно, я отнесся к этому слишком легкомысленно. Стоило ли настолько ей доверять? Тем более что она будет не одна. Но я знал Зубцову, а Ариадна при всем ее уме все же способна ошибаться в людях. Впрочем, что бы я себе ни говорил, но теперь нервозность не покидала меня.

Приехав, я оставил локомобиль возле рабочих бараков и двинулся через двор.

Высокий длинный дом. Плесень на стенах, запах кислой капусты, гари. Все та же серость и цементная пыль на зубах. Карабкаясь по узкой крутой лестнице, в пролетах я видел занавешенные ситцем проемы. Я заглянул в один из них: забитая людьми комната на добрые полсотни человек, уставленная рядами нар. Почти как на фабрике Кошкина.

На последнем этаже было странно тихо. Стоящий в коридоре рабочий указал мне на один из занавешенных проемов. Аккуратно сняв белый от цементной пыли плащ, я шагнул внутрь. Небольшой закуток, несколько сбитых из дерева кроватей. Знакомая икона Парамона Угледержца в углу. Та самая. Значит, ее перенесла сюда Зубцова. На подоконнике маленькая вазочка с аккуратным пучком высохших трав. На стенах несколько вырезанных из журналов черно-белых картинок – в основном почему-то цветы шиповника.

– О, вот и интеллигенция подтянулась! – Зубцова приветствовала меня с кровати и, оглядев каморку, взмахнула рукой. – Милости просим. Да, не Летний дворец, но чем богата. Давай, проходи.

Она улыбнулась, но в ее голосе я почувствовал… Что? Неловкость? Стеснение? Нервозность?

Впрочем, все эти чувства испытал и я. Сейчас, в своем бархатном, скроенном по фигуре мундире, при замшевом, сделанном по последней моде респираторе и лайковых перчатках под мышкой, я чувствовал себя очень… Неправильно. Хорошо еще, что не взял серебряную трость.

Но стоило мне получше оглядеть сидящих в каморке людей, как все мысли о костюме быстро улетучились из головы. Собравшиеся мне не понравились.

Первый сидел у дальней стены. Круглые очки, умное лицо. Острая аккуратная бородка клинышком, ухоженные усы. Университетский профессор, ни дать ни взять. Здесь, в бараке, он смотрелся совершенно чужеродно. Глаза холодные, однако глядел он на меня без враждебности. В данный момент я бы не счел его опасным, но вот двое других мужчин – двое других были иным делом.

Один – худой парень самого что ни на есть студенческого вида. Держится очень нервно. Слегка дрожит. Его рука замерла почти на весу, готовая резко нырнуть под куртку. Что у него там? Нож или пистолет? Не будут же они стрелять здесь, в бараке? Я прислушался. Почему на этаже так тихо?

Другой сидел напротив студента. Это был немолодой рабочий с седым ежиком волос. Карман пиджака явно оттягивал револьвер. Значит, у первого тоже что-то огнестрельное.

От меня не укрылся короткий быстрый взгляд студента, который тот кинул на рабочего. Тот чуть-чуть покачал головой в ответ, как бы говоря – не сейчас.

– Виктор, что ты встал, проходи, садись, все свои, – нервно произнесла Зубцова и улыбнулась деланой, фальшивой улыбкой.

Я так же фальшиво улыбнулся в ответ. Проклятье. Делать нечего. Я опустился на самый край стула и перехватил трость поудобнее.

– Как тихо на этаже, – негромко произнес я.

– Так тут почти все на ночной смене. Мне тут случайно место выдали. – Зубцова улыбнулась. Фальшиво-фальшиво.

– Ну что, не будем тянуть? – Это подал голос человек в очках. – Пора.

Краем глаза я увидел, как немолодой рабочий сухо кивнул студенту. Тот резко развернулся ко мне. Его рука скрылась под курткой. Все не заняло и мгновения.

Проклятье. Мысли понеслись неумолимо быстро. Действия мгновенно сложились в уме. Студент – удар набалдашником трости в висок. Разворот. Рабочему удар в живот наконечником. Человек с бородкой, он вооружен? Неизвестно. Но похоже, что нет. Его рука возле вазы. Горлышко узкое. Ваза тяжелая. Скорее всего, схватит ее, целясь мне по голове. Значит, просто швыряю ему в лицо плащ и уворачиваюсь. Затем к выходу. Рабочий, что был в коридоре. Скорее всего, сейчас стоит прямо за занавеской. Потерять на выходе хоть секунду – смерть. Значит, сразу вытаскиваю из трости кинжал и нужно попробовать как-то им отмахаться. Зубцова, как она себя поведет? Думать некогда. Мгновение истекает.

Я уже начал подниматься, перехватывая трость, а затем остановился и, мысленно обругав себя последними словами, сел обратно на стул.

Студент дрожащими руками резко протянул мне сложенную газету.

– В-вот, в‑вы подпишите, пожалуйста. Я в‑все в‑выпуски о в‑вас собираю.

У меня в руках оказалась газета с репортажем о расследовании на фабрике Кошкина и моим портретом на полстраницы.

Я растерянно полез за автопером.

– Мы очень благодарны вам за работу с Клекотовым и Кошкиным. – Человек с бородкой кивнул. – Вы делаете очень большое дело, вытаскивая такие истории на свет. Это очень помогает нам – раскрывает людям глаза. Мы благодарны вам. Так же, как и вашему отцу.

Зубцова улыбнулась, и только сейчас я понял, что нервничала она из-за того, как меня примут ее товарищи.

Я выдохнул и, не говоря ничего, быстро поставил на газете подпись. Адреналин спадал.

Студент, улыбаясь, вновь убрал газету под куртку.

– Это товарищ Федор. – Зубцова кивнула на студента, кажется назвав его прозвище, а не имя. Затем повернулась к рабочему:

– Это товарищ Север. А это. – Она обернулась к мужчине у дальней стены.

– Не надо. – Он мягко выставил руку. – Пока меня представлять не стоит.

Ирина кивнула. Я же с интересом взглянул на сидящего напротив меня человека. Затем уже вновь на Зубцову.

– А какое прозвище у тебя?

– Какое у меня может быть прозвище после того, что ты у Кошкина учинил? Товарищ Пламя, конечно. – с гордостью произнесла Ирина.

– Итак, не будем отвлекаться, – заговорил человек с бородкой. – У меня немного времени. Вас интересует Январи́на Снегова. Верно?

– Именно