Страж вечности протянула руку, и невидимая завеса слетела с Влады, которая шумно вдохнула земной воздух и обвела всех чуть отрешенным взглядом.

– Они чуть не сцепились, если ты что-то пропустила, – ядовито улыбнулась Верховная. – Как ты слышала, Влада, у тебя есть две прекрасные дороги, но даже я не вижу, по какой из них ты пойдешь.

– И сколько у меня времени, чтобы решить? – прошептала Влада.

– До захода солнца, – хором сказали оба – и Темнейший, и Морок.

– Нет, – вмешалась Соня. – За такой короткий срок нельзя принять верное решение. Разве вы не понимаете, что ей пришлось пережить? Как Страж, я вношу поправку – три дня.

– Максимум три дня, – Ивлевой хотелось, чтобы последнее слово осталось за ней. – И на третий день до захода солнца выбор должен быть сделан. Есть ли у нас единогласие с самыми нетерпеливыми сторонами Конвенции?

– Если и так, то в первый и в последний раз, – проворчал Егор.

Все четверо протянули руки в сторону Влады, и она вскрикнула, будто ее обожгло невидимым пламенем.

* * *

Страшный день отгремел, людской мир снова ожил, и жизнь в нем потекла своим чередом, а тайный мир должен был осознать и принять перемены.

Все это было впереди. А сейчас вампиры толпами шли во дворец нового хозяина Тьмы на Большую Морскую улицу – новый уклад тайного мира не терпел отлагательств.

И только крылатая тень двигалась в обратном направлении, прорезая сизые тучи острыми, как бритва, черными крыльями. На руках у него была хрупкая девушка, и ее темные волосы трепал порывистый ветер. Ацкий осторожно и бережно уносил драгоценную ношу подальше от суматохи.

– Я так устала, – без конца шептала Влада, будто в бреду. – Не пойму, жарко или холодно…

Мир казался горячим, невыносимым, болезненным. Далекое воспоминание носилось в памяти: градусник, тридцать девять и пять, лихорадка и резь в глазах. И страшный сон про холодный город, где она бродила в слезах, – но этот сон уже забывался, улетая прочь.

– Тихо, тихо, – Ац приложил ей ко лбу такую ледяную ладонь, что Влада вздрогнула и чего-то перепугалась.

– Ац! Ты… – Она заплакала, задыхаясь. – Как Гильса поменяет власть, а? И Егор был так истерзан, весь в крови…

– Бертилыч-то? – переспросил Ац, и Влада болезненно вздохнула. – Вот и пусть оплакивает свою любимую зеленую рубашку. Но думаю, хорошая трепка пошла ему на пользу. Вообще половина тайного мира очень тебе благодарна за это.

– А ты… стал прежним.

– Ага, френдзончик, стал, – будто желая ее успокоить, Ацкий начал снижаться, и вот уже городские крыши выплыли из сумерек и показались уютные огоньки окон. – И вообще, раз мы с тобой летим и треплемся обо всем, то все в нашем мире так, как раньше. Вы четко сработали, ребята! Мне по душе новый хозяин Тьмы, этот день навсегда войдет в историю тайного мира!

Ац присвистнул, издав радостное «йа-хха», и Влада радостно поверила, что это именно тот самый, прежний Ацкий, разве что крылья у него так и остались чуть больше обычного и жутко лязгали на ветру.

– Самое страшное и больное – это отказаться от такой власти, – призналась Влада своему другу, с трудом открывая заплаканные и покрасневшие глаза. – Решить это было проще, а вот сделать, произнести нужные слова… Больше я никогда не смогу это повторить, честно.

– Все плохое уже позади, – успокоил ее Ац. – Два спокойных дня у тебя есть, а потом уж и начнешь дергаться, куда тебе деваться.

– А куда мы летим? Так хочется забраться туда, где много пледов, одеял, подушек, – Влада зажмурилась от порывов ветра, увидав внизу знакомую ленту ярких огней: очертания Невского проспекта, который пробегал внизу, упираясь в кругляк площади Восстания и разбегаясь дальше веером светящихся огнями улиц.

– Ты угадала! Как раз туда и летим! – радостно прокричал Ац. – Знаешь, Мара приготовила тебе комнату и накупила кучу девчоночьего барахла. А когда она сведет тебя с ума своей трескотней, ты удерешь в Носфер, где тебе оставили место в общаге.

– Меня ждали, – улыбнулась Влада, закрывая глаза. – Как здорово.

Глава 20. Дороги судьбы

Зловоротня декана Валькируса, та, что располагалась в уютных двориках в самом начале Невского проспекта, звенела хохотом, грохотала музыкой.

Особенно шумно было в треугольном «дворике валькера», как его называла нечисть, или «дворике ангела», как его называли люди. Из распахнутых окон доносились голоса, время от времени кто-то из валькеров садился на подоконник, свешивая крылья и размахивая руками в увлеченном разговоре.

Прошла всего пара дней с момента последних событий, и все страшное и печальное улетало с каждым днем, часом – все дальше и дальше.

Носферону пришлось объявить каникулы на целую неделю: связано это было с факультетом Вампируса, студенты которого готовились к визиту в новый для них темный мир, и теперь сборы были в самом разгаре.

Столы в родовом гнезде крылатого декана были расставлены где попало, жуть-кола лилась рекой, а угощения были самыми простыми – бутерброды с сыром и пирожные-корзиночки из кондитерской через дорогу.

Гостей было много, творилась настоящая шумная неразбериха: кто-то из студентов постоянно приходил, прилетал или вылетал через окно либо прыгал в стену, исчезая в янве, а кто-то тут же занимал его место.

Здесь был и сам хозяин зловоротни, который делал наскоро зарисовки портретов ребят, раздавая листки на память. На вампиров у него получались очень сосредоточенные и суровые портреты, и Янчес убеждал, что так оно и есть на самом деле.

– Вот, Герман, очень похож! – протягивая рисунок Герке, заверил крылатый декан Валькируса. – Не попрешь против правды. Мать моя женщина, да у всех вас такие живописные рожи, особенно у Димона!

Димон Ацкий выглядел бледным и романтичным, чуть улыбался, обмахиваясь тремя своими портретами сразу, где он был изображен в виде жуткого черного нетопыря со свирепым оскалом на морде.

Варя Синицина, которая сидела напротив, бросала на валькера пламенные взгляды, а тот старательно делал вид, что поползновений фурии не замечает.

– Ац, я серьезно напоминаю, что объяснительную в деканат все равно писать придется, – предупредил Янчес. – Ада ничего не забывает.

– Вот за что я люблю наш Носферон, – вздыхая, философски изрек Ац. – Что бы ни приключилось с тобой, даже если ты вообще почти помер, то все равно нужно тащиться и писать объясниловку в деканат. Сидеть там, смотреть, как водяной