Шрифт:
Закладка:
Армия безликих призраков внимала этим словам, замерев между Вратами и земным миром на призрачной дороге от Врат Тьмы, которая простиралась до земли.
Призрачная нежить начала отступать.
В какой-то момент стало заметно, что в движении призраков нет прежней безжизненности, как было, когда ими управлял мертвец. Некоторые отступали назад, кто-то из них дрожал и озирался по сторонам, будто просыпался от долгого сна.
– Мы… не будем… Биться… – зашелестели едва слышные, как стоны ветра, голоса. Потом они зазвучали сильнее, и единый рев оглушил пространство.
– Свободны… – неслось от бывшей армии некроманта. Ветер разметал остатки черного тумана и стих, напоследок взметнув волосы Гильса.
Эхо все еще гремело, а призраки начали меняться, обретая лица.
И вот уже не безликая армия была перед живыми – здесь были и древние вампиры, сосредоточенные и серьезные, и совсем молодые, и даже юные, в чьих обликах сквозила растерянность. Упыри и домовые, летучие валькеры, тролли и оборотни, многие в старинных одеждах, в кафтанах и плащах, но были и современные парни и девушки, многие – со значками Носферона. Лица были бледными и поначалу отрешенными, но на большинстве уже промелькнула первая тень радости. Все темные, убитые за столетия, были здесь, а земные темные, все до одного, понимали – сейчас творится великая история, которая будет разделять мир на «до» и «после».
Во главе освобожденных появились несколько вампиров.
– Смотрите, наш старый Темнейший, Виктор Суморок, ректор Батори! – воскликнул кто-то, и старый вампир Батори, бывший ректор Носферона, поднял руку в приветствии.
Первые слова дались ему с трудом, и голос звучал глухо. Но держался бывший ректор темного универа с прежним достоинством и гордой осанкой.
– Мы приветствуем… живых, – начал говорить он. – Наш общий враг уничтожен, разрушена вековая магия смерти, и память вернулась к нам. Какие страшные сны видели те, кто был под властью злой магии, живым знать не нужно. Теперь все позади, мы обрели самое главное – себя и свою свободу. Мы можем говорить, но не можем остаться с вами…
– Почему? – вырвалось у многих из тех, кто смотрел на него из земного мира.
– Законы тайного мира будут четко определены, но мы отныне вне их, получив свободу. Теперь мы свободны во всех мирах, но уходим еще дальше Нуары. Возможно, что однажды мы зайдем и туда, кто знает. А теперь… – Батори повел рукой. – Наше страшное оружие, армии нежити, собранные во Тьме за века… они остаются вам, земные вампиры. Примите их от нас, как приняли мир Нуары. Пусть наше оружие отныне служит справедливости.
Бескрайний океан нежити, что занял все небо, качнулся.
– Мы принимаем ваш дар с благодарностью, – хозяин Тьмы чуть склонил голову. – И я верю, что однажды вы зайдете в наши миры, где бы вы ни были.
– А теперь – нам пора, – произнес ректор Батори, и облик его дрогнул, будто его качнуло ветром.
– До встречи…
– Прощайте…
Те, кто были призраками, поднимали руки, а те, с кем они прощались – ловили каждый миг, каждую секунду.
– Дэн! – крикнул Макс, увидав своего брата. – Холод…
Светловолосый парень улыбнулся всем, кто его узнал, и помахал им рукой.
– Григо Бертович! – закричали сразу множество голосов, узнавших погибшего декана троллей, и тот поприветствовал их в ответ.
– Арман! Смотрите, это же Арман Суморок!
И юный вампир, которого узнали многие однокурсники, поднял руку в знак прощания.
– Смотрите, это же Виктор Суморок!
– Степан Бертилов!
Те, кто успевали узнать потерянного родича – окликали по имени, и с благодарной улыбкой тот махал им рукой.
Получившие свободу уходили по совсем другой небесной дороге, которая терялась в заоблачных далях. Силуэты их становились совсем неразличимыми, пока не растаял в чистом небе и путь, по которому они ушли.
Земные темные еще долго стояли, глядя вслед ушедшим, щурясь от ноябрьского неяркого солнца.
– Тайный мир обрел новые земли, – сказал Гильс Муранов, разглядывая потрясенные лица своих друзей и сокурсников. – Они прекрасны, но теперь там нет непроглядной темени и бесконечной пустоты. Этим мы обязаны той, которая поставила справедливость выше власти, и вы все знаете ее имя. Огромный город будет знаком вам, и его дворцы, и дома, а остальные просторы Нуары будут отличным местом для тренировок и боев. Вы увидите все это, как и прекрасное небо того мира. Теперь это снова наша Нуара Аэтерна…
И будто услышав эти слова, зажглась и ярко засияла белая звезда над их головами.
* * *
Звезда, что посреди дня зажглась в прозрачно-голубых небесах, озарила мир сияющим светом. Время все еще стояло на месте, и мир людей оставался замершим, в то время как в мире тайном одна за другой зажигались яркие звезды на дневном небосклоне. Они были и ярко-белыми, и черными как смоль.
Потом одна из них, белая, сорвалась с неба и помчалась вниз, оставляя за собой сверкающий след. За ней устремилась черная звезда, следом – еще. Одна за другой белые и черные звезды летели вниз, но не падали на землю, а кружили над Петербургом, по спирали снижаясь к перекрестку Пяти углов.
Постепенно они собрались в единый силуэт, и существо это неслышно спустилось на самую середину перекрестка.
Он был забит стоящими машинами и замершими на месте людьми, но стоило сотканному из звезд силуэту коснуться ногами земли, как все это стало полупрозрачным и невидимым, как стали почти невидимыми и все дома в городе, зато яркими лучами разбежались в бесконечность пять дорог.
Потустороннее существо постоянно менялось: в одну секунду оно выглядело прекрасным в светящемся белом плаще, а в другую – наводящим страх в черной, отливающей легкой зеленью старомодной ливрее. В руке у него был жезл из перевитых черных и белых каменных змей, украшенный набалдашником в виде звезды.
Вершитель повел рукой, сделав приглашающий жест, и первые двое, которым было предназначено решать судьбы миров, оказались на перекрестке.
Гильс Муранов в отливающих серебром черных одеждах, который был бледным и прекрасным настолько, что трудно было оторвать от него взгляд, и Егор Бертилов, израненный и перемазанный пеплом и кровью, который едва держался на ногах.
Жители тайного мира плотным кольцом обступили перекресток, и вампирам трудно было сдержать возгласы радости, несмотря на торжественность момента. Но все голоса смолкли, как только существо
