– Хочешь, голосок тебе верну, а, кошечка? – проворковала она и, не дожидаясь ответа, раскрыла замок на ошейнике. – Давай, я сегодня добрая.

– Кого ты обмануть хочешь, ведьма? – зашипела Милорада и вскочила на кровать. Выпустила коготки было, но замешкалась. Не хотелось свое собственное распрекрасное лицо полосовать, а Дана улыбалась, точно знала это.

– Злишься ты, Милорада. Понимаю. Знаю, каково это, когда самое дорогое у тебя забирают, когда лишают жизни, которую ты больше всего желала.

– Да откуда знать тебе? – нахохлилась кошка. – Ты сама свою дочь волкам на съедение бросила. Сама князя сгубила.

– И не одного, – с гордостью объявила та, обнимая колени. На ее губах расцвела мечтательная улыбка.

– Нет любви в твоем сердце.

– Была, да вся вышла. За что судишь меня, Милорада? Жила ты сотню лет в Алой Топи в безвременье да жизни не знала. А я вот больше сотни зим провела повсюду. И всякое со мной бывало. И любовь великая, настоящая.

Кошка навострила уши, и Дана продолжила:

– Родилась я далеко от Дола, там, где зимы мягкие, беззубые, дождями напоенные. Были у меня и мать, и отец, и братья. И муж любимый. Думали мы, ждали, когда детки появятся, но раньше показались лодки резные. Всех погубили люди с железными топорами. Каждого мужчину зарезали. Над каждым братом пролила я горькие слезы, своим и чужим. Мужа моего на куски изрубили да гнить на топком берегу бросили. А женщин, всех, какие помоложе были, забрали и к чужим берегам повезли, как дорогие дары. Там-то меня князь и заприметил. Выла я ночами, рыдала, пыталась в собственных слезах утопиться, а как пустили на реку, так попыталась и там воды нахлебаться, да не принял меня Водяной. Сжалился. Сказал, что поможет горе унять да любимого вернуть.

Кошка сложила перед собой лапки, продолжая внимательно слушать. Маленькое сердце болезненно сжалось, пытаясь вместить в себе и лютую ненависть, и горькую печаль.

– Разве ж стоило оно того, чтоб сто лет себя и других мучить?

– Любовь всего стоит. Тебе ли со мной спорить? Юна ты еще, полюбила первого встречного, кто тебя к людям увез. Но, может, поживешь и узнаешь, какая это любовь настоящая, ради которой ты на все пойдешь.

– Нет, – замотала Милорада. – У меня любовь другая. Она терпеливая. Добрая.

Дана не стала сдерживаться и расхохоталась.

– Не бывает такой, девочка. Никогда не бывает. И уж точно не у тебя. Не ты ли пыталась Святослава до белого каления довести, любезничая с его другом? Не ты ли из кожи вон лезла – да вылезла, – лишь бы доказать что-то?

– Это другое. Святослава я люблю, а он – меня. Просто трудно все стало, как ты кожу мою умыкнула.

– Ну, это-то временное, – возразила Дана. – Думаешь, будет он любить тебя после всего, как ты снова раскрасавицей станешь?

– Конечно, – фыркнула Милорада, но коготки нервно вонзились в тяжелое покрывало. – Он же жениться на мне обещался.

– Да уж, взяла ты обещание, его не спросив. Хороша любовь. Нередка, надо сказать.

– Поиздеваться вздумала? – зашипела Милорада.

– Злишься, тоскует твое сердце. А хочешь, я покажу тебе жениха? Повеселеешь?

Не понравилась эта затея Милораде, но при звуке любимого имени зашлось сердечко тревожным боем, затрепетало. И согласилась невеста.

Долго еще они сидели и разговаривали. Святослав с Ольгой как могли старались Гордану развлечь и тяжелые ее мысли развеять. Рассказывал Свят, как помогал Влас высаживать сад во дворце Кощея, как плавал верхом на бревне народу на потеху, когда захлестнула Дол мертвая вода. Смеялась Гордана, головой качала, прижимала ладонь к исстрадавшемуся материнскому сердцу.

Святослав снова вернул взор к ползущему по горизонту солнцу. Экая все-таки диковина! И как годы тогда считать, когда ни луны, ни звезд не видать? Хотел спросить он об этом Ольгу, но, обернувшись, увидел, что дремлет девушка, опершись локтями о стол. Юноша улыбнулся и легонько потормошил ее. Ольга промычала что-то невнятное и чуть пошевелилась, но лишь затем, чтоб устроить голову на плече Святослава.

– Тебе бы тоже поспать. Конька вам приведут, – пообещала Гордана, поднимаясь. Ее верные волки, посчитав это знаком, тоже повскакивали с мест и принялись убирать праздничный стол.

– Молодец, – сверкнул зубами спавший вполглаза Матерый. – Не всякий может с княгиней пировать.

– Тяжко это, когда ни утра, ни ночи нет, – признался Святослав.

– Повезло тебе, что сейчас не бесконечная ночь. Тогда и вовсе не остановиться ей.

Святослав кивнул, принимая к сведению, и попробовал разбудить Ольгу, но все без толку: девушка крепко спала да что-то бормотала. Тогда Святослав извернулся, подсунул руку под девичьи колени и поднял колдунью над землей. Чуть пошатнулся князь на затекших ногах, но все же устоял и отправился со своей ношей по протоптанной тропинке к их шатру.

Очаг, оставленный без присмотра, совсем потух, и теперь в их нехитром пристанище было почти так же холодно, как и на улице. Святослав уложил Ольгу на постель и попытался развести костер, но ничего не получалось. От чирканья кремня приоткрыла глаза молодая колдунья. Поежилась, подобрала ноги под себя. Заозиралась по сторонам, пытаясь вспомнить, как тут оказалась.

– Спи, сейчас огонь разведу, станет теплее, – обернулся к ней Святослав и принялся снова чиркать кремнем.

Ольга кивнула и вытянула руку к сложенным в очаге поленьям. Шевельнула губами, шепнула чуть слышно, и взлетела вверх охапка искр, заплясали на деревяшках язычки огня.

– Воздух еще нескоро прогреется, – сказала девушка, пряча руки в рукава теплого одеяния.

Святослав, недолго думая, сбросил с плеч теплый кафтан и укрыл им Ольгу. Девушка удивленно вытянула шею.

– А как же ты?

– Все хорошо, – махнул рукой Святослав. – Мне не холодно.

– Нет уж, мне глядеть на тебя морозно, – покачала головой девушка и, выпростав руку из-под теплой ткани, протянула ее молодому князю. То ли от холода, то ли от выпитой браги, но не тронула ее щеки и капля стыдливого румянца.

– А ты глаза закрой и спи, – предложил ей юноша.

Ольга только нахмурилась.

– Не противься, князь. Невеста твоя не обрадуется, если ты в сосульку превратишься, а мне потом ответ перед ней держать.

И правда, мороз уже начал кусать кожу острыми зубками. Стараясь не глядеть на девушку, влез Святослав под теплый кафтан. Вытащил руку, подтянул поближе одеяло, укутал их обоих. Так и застыли, прижавшись друг к другу боком. Глядели, как разгорается костер.

– Хороший пир вышел, – чуть улыбнулась Ольга.

– Да уж, давно я так не веселился, – кивнул князь.

– Ну, свадьба твоя и того веселее выйдет, – ободрила его девица.

Свят помрачнел.

– Если все получится.

– Конечно получится, – возмутилась Ольга. – Ты глупостей-то не говори. Ни разу еще ни одна невеста у Кощея надолго не задерживалась. И твоя не задержится.

– Мне все кажется, что зря мы это затеяли, – признался он. – Может, и не надо было тогда в Алую Топь соваться.

– Ты что говоришь такое?! – вспыхнула колдунья, поворачиваясь