– Боб! – рявкнул он обрадованно. Крупными шажищами устремился к ним. – Только что звонили из колонии! – сбиваясь от нетерпения, выкрикнул на ходу Сашка.

– Ну звонили и звонили. Чего пылишь на весь отдел? – осадил его грубовато Меншутин.

– Я говорю, из колонии звонили! – напористо повторил Фёдоров.

– Да давно слышу. И весь отдел слышит, – Меншутин постучал себя по уху.

– Слышишь, да не въезжаешь! Балясный на встречу просится. Думаю, созрел расколоться на убийство.

– Где машина?! – рявкнул Меншутин. – Небось, опять Стольников колымить укатил? Вернётся – уволю на хрен!

– Давно под парами стоит!

– Так что ж ты копаешься?!.. Едем! – Меншутин в нетерпении подтолкнул зама. Сам на долю секунды задержался.

– Вот это жизнь! – объявил он Клышу, горя глазами. – Это живое!

Вслед за своим замом припустил к выходу.

– Мы на Васькин Мох, в колонию! – бросил он на ходу дежурному.

Хлопнула входная дверь, следом – дверца уазика. Взвыл мотор…

Как раз вышел Студёный. Покачал вслед головой.

– Одно слово – кочевники! Без системы, без расписания. Где-то украли, убили, – всё бросай, лети, – протянул он. То ли с насмешкой, то ли с завистью.

Взгляд его построжел:

– Ладно уж, пошли, юрист-футурист. Подсадим тебя к майору Лёвушке. В смысле – Алексееву. Сам он нынче на больничном. А второй стол свободный. Сейчас дам команду, чтоб тебе дело принесли.

Кабинет с табличкой «следователь Алексеев» состоял из двух составленных столов. Один – заваленный беспорядочным ворохом бумаг; за второй, пустой, уселся Клыш, провёл платком по пыльному плексигласу, переставил пишущую машинку «Эрика», заглянул в пустой сейф. Отныне это было его рабочим местом. Ища чем себя занять, потянулся к полке с кодексами и процессуальными бланками.

Дверь распахнулась. В кабинет зашли ноги – в брюках из мелкого вельвета, обутые в изящные замшевые лодочки на липучках. Всё, что было выше пояса, оказалось закрыто стопкой документов, которую вошедший с трудом удерживал на весу.

– Ну, кто тут есть? Помоги! – всхрипнул он.

Клыш поспешил снять верхнюю часть папок. Открылась голова – в мелкую кудряшку.

– Клышка, ты!? – поразилась голова. Принадлежавшая, как оказалось, Валериньке Гутенко. Вальдемар свалил на стол остальное.

– А мне говорят, новый следопут появился. Кто, думаю? А это эва кто!.. А это, – ткнул он в груду папок, – графский Колдун. Скользкий, вражина! Но с тобой-то мы оба-два завалим кабаняру! Здоро́во же, благородный дон!

Гутенко с совершенно счастливым видом припал к груди школьного товарища. Отстранился.

– Короче, чтоб в ступе не толочь, прямо сейчас возобновляй дело, выноси постановление на обыск и – с утра дуем в Чухраевку – Колдуна шерстить.

– Что искать хочешь?

– Да на месте разберёмся. Главное, чтоб неожиданно, – проворный Вальдемар уж вытаскивал из пачки бланков постановление на обыск.

Клыш тихонько отодвинулся, – всё такой же ловкий танцор. Па, фуэте. Всё с разгону, на скорости.

Клыш провёл пальцем сверху вниз вдоль необъятной стопки.

– Пока сам не вникну, даже не подходи!

В кабинет вошел Студёный.

– Что, пацанва? Определились насчёт обыска? Может, прямо сегодня? – обратился он к Гутенко.

– Да вот, хочет сначала сам всё перечитать, – Гутенко озадаченно повёл плечом.

– Я в самом деле даже с материалами ещё не знаком, – неловко объяснился Клыш.

Студёный со строгостью посмотрел на новичка:

– Вот что, молодой! У нас здесь не изба-читальня. Материалы после хоть месяц изучай, а вот если обыск вовремя не провести, пока не ожидают, – после этого – читай-не читай – всё насмарку. Потому не медля выноси постановление. И завтра с утра, не откладывая, берите жезла, ловите попутки и ехайте на обыск к Колдуну. К вечеру доложите о результатах. Всё ясно?

– Куда ясней, – Клыш огладил подбородок, прищурился. На него давили, напирали, не давая времени самому разобраться. С таким уже сталкивался. И всякий раз за подобной поспешностью скрывалась какая-нибудь подлянка. Он вновь огладил взлохмаченную пачку:

– Если никто не будет стоять над душой, дня за три вникну.

Студёный несколько смешался.

– Ты чо! Вместо помощи палки в колёса? Тебе старший по званию даёт указание, а ты кочевряжишься. Скверно начинаешь службу!

Но к Клышу уж вернулась привычная уверенность. Впечатал в стол чистый лист бумаги, придавил ручкой:

– На, пиши. Я, начальник ОБХСС, приказываю следователю возобновить уголовное дело и провести обыск.

– Как же я могу официально следователю приказывать? – удивился Студёный.

– А не можешь, так и… – Клыш удержался – не столько из-за трепета перед должностью, сколько из уважения к возрасту. – Три дня! Хоп, Виннету всё сказал.

– Да пусть читает! И нам легче, если следователь в детали вникнет. Все равно лишние день-два уже ничего не решают! – неожиданно поддержал Гутенко. Он-то прикушенную нижнюю губу Клыша ещё пацаном расшифровал, – увидел, отойди от греха подальше.

– Ну-ну, поглядим по результату, каков ты умник-разумник! – неохотно отступился начальник ОБХСС. – Провалите – пеняйте на себя. И поимейте в виду, вас обоих касается альфа и омега того, что я сказал.

Он погрозил пальцем Вальдемару и вышел.

– Окатову побежал закладывать, – с опаской догадался Гутенко.

Переданные материалы Клыш штудировал добросовестно. И чем дальше, тем больше дело это вызывало в нем глухое раздражение. И усиливалось оно оттого, что причина раздражения была неясна самому Клышу.

Гутенко забега́л по три – пять раз на дню – подсказать, подстегнуть. Клыш отрывался от документов.

– Расскажи толком, что за артель у него? – спрашивал Клыш.

– Для прикрытия, – охотно объяснял Вальдемар. – У него ж сплошные комбинации. За хитрожопость и прозвали Колдуном. Деньги из ничего делает и – сухим из воды ускользает. Артель эта – очередная хитрушка. Мещерский уверен, что раз артель, значит, не подступись. И под этой крышей глумит. Чуть что – вот оно, разрешение, в рамочке. Под это и майор Лёвушка прекратил дело. Артель, мол. Законная форма. Значит, частнопредпринимательства не усматривается.

– Может, так оно и есть? – усомнился Клыш.

– Да серун этот майор Лёвушка! – горячо возразил Гутенко. – Пан прекращало. Человек в футляре. Плевать ему, что махровый вражина. Для него главное, кабы чего не вышло! Как со следаков по особо важным делам турнули, так всего сторожится. Посадишь, а вдруг эти новые верх возьмут?.. И возьмут, если мы дрейфить станем!

Гутенко возмущённо притопнул.

– Но я его главную колдовскую феньку раскопал! Другие всё в лоб норовили. А я с чёрного хода зашёл.

Вальдемар для верности проверил дверь, горячо задышал Даньке в ухо.

В 1985 году, едва протрубили перестройку, Мещерский принял под своё крыло бригаду модельщиков. А это уже, по словам Вальдемара, несоизмеримые деньги: каждый заказ в десятках тысяч. Это вам не двухсотрублёвый портрет на граните. Судя по собранным материалам, за пару лет бывший тунеядец оброс миллионами. Сведения, правда, по большей части основывались на слухах, – Колдун посторонних в дом по-прежнему не допускал. Но разросшийся терем-теремок на сорока сотках, да и пруд с зеркальными карпами, что виднелся через дырку в заборе, просверленную соседями, – чем не ценник?

Вот эти модельщики и виделись Вальдемару главным уязвимым местом Мещерского. Работают они