Шрифт:
Закладка:
– Чего башкой вертишь? Залезай! – окликнул его чей-то голос.
У трапа стоял коренастый военный, похожий на колобок цвета хаки. Круглое щекастое лицо, обрамленное шапкой и меховым воротником, было красным от мороза.
«Дикий прапор», – всплыла в голове Петра характеристика из старого фильма. Он быстрым шагом подошел к самолету.
– Скоро вылет? – спросил Петр у военного. – Я успею сходить в уборную?
– Если поссать, то можешь прямо тут, а срать будешь по прилету, – сплюнув ответил прапор. – Борт тебя уже два часа ждет.
Хотя его вины в задержке самолета не было, Петр почувствовал себя неловко. Бросив баул на землю, он зашел за трап и кое-как помочился на ледяном ветру.
– Давай-давай, живее! В темпе вальса! – поторапливал его военный, пока он возился с заевшей молнией.
Руки дрожали от волнения и холода. Оставив ширинку как была, Петр запахнул пальто, схватил сумку и вбежал по трапу. Он ожидал увидеть других пассажиров, военных или полярников, летевших на острова, однако салон оказался абсолютно пуст, если не считать нескольких небольших контейнеров, закрепленных стропами.
Краснолицый прапор отошел от хвоста и широко помахал руками. Издав глухой металлический звук, люк стал медленно закрываться. Петр осмотрелся: никаких кресел, только скамейки вдоль стен. С трудом найдя место с крепежной лентой, Петр сунул баул под лавку и, как мог, пристегнулся.
«Надеюсь, хотя бы лететь недалеко», – подумал он с грустью, когда люк окончательно закрылся и отсек погрузился во тьму.
Шумно завелись двигатели, самолет завибрировал. Петр зажмурился и почувствовал, как его тело медленно покрывается мурашками – то ли от холода, то ли от страха. В этот момент в глубине салона раздался треск и шипение, голос из невидимого динамика прокричал:
– Пассажир! Немедленно покиньте грузовой отсек и пройдите в салон!
Петр запаниковал, завертел головой в темноте.
«Куда бежать? Где этот чертов салон?!»
Наконец он заметил в глубине отсека узкую полоску света, похожую на ту, что пробивается под дверью. Петр стал судорожно распутываться. Веревка, которой он примотал себя к обшивке, закрутилась и никак не хотела развязываться. К тому же пальцы теперь дрожали еще сильнее и совсем не слушались. Наконец последний узел поддался, крепежная лента соскользнула с пальто в темноту. Петр схватил рюкзак и, спотыкаясь, побежал на свет. Судя по тому, что пол сильно шатало, самолет уже начал выруливать на полосу. В глубине отсека обнаружилась небольшая железная лестница.
Под сильную вибрацию самолета он преодолел последнюю ступеньку, открыл дверь и оказался в тамбуре хорошо освещенного пассажирского отсека с нормальными, хотя и несколько потертыми сиденьями. Петр добежал до них и плюхнулся на последний ряд. Надо сказать, сделал он это весьма вовремя: самолет зарычал турбинами и резко пошел на взлет, так что пассажиров – их было человек десять – буквально вдавило в кресла.
Петр никак не мог успокоить сердце, колотившееся в бешеном ритме. Похоже, он был единственным гражданским пассажиром, по крайней мере остальные были одеты в камуфляж и выглядели очень молодо. Что характерно, все они спали, некоторые даже умудрились разлечься на трех сиденьях, как на диване. Впереди через два ряда дремал усатый лейтенант.
«Видимо, срочники. Летят на базу», – заключил про себя Петр.
Когда самолет набрал высоту, стало немного легче. Петр чуть расслабился, осмотрелся по сторонам. На соседнем ряду дремал, пуская слюну на форму, пухлощекий солдат. Петр осторожно потрогал его за плечо:
– Друг, сколько лететь?
– Четыре часа… – пробормотал срочник неожиданно высоким голосом.
«Похоже, и правда лучше поспать. Обед и напитки тут вряд ли будут разносить», – подумал Петр и тут же едва не хлопнул себя по лбу от досады: в грузовом отсеке осталась сумка с вещами.
«Она, конечно, вряд ли куда-то денется, но вот что от нее останется к моменту прилета… Надеюсь, ничего ценного туда не положили, а то еще вычтут из гонорара за порчу имущества ВГО».
Вскоре в салоне приглушили свет, и Петр остался наедине с собственными мыслями. Ему по-прежнему не верилось, что он летит в неизвестность на далекие арктические острова. Казалось, все это какой-то странный, абсурдный сон. Военные, инженер, Арцыбашев с его историями, ресторан с морепродуктами… Блин, морепродукты!
Петр почувствовал резкий приступ тошноты. Зажав ладонью рот, он судорожно стал искать какой-нибудь пакет. Поняв, что ничего подходящего нет, Петр вскочил и побежал в тамбур. В его полумраке он разглядел что-то вроде небольшой подсобки, где стояло оцинкованное ведро с тряпкой и веником. Петр вытряхнул содержимое, опустился на четвереньки, и его тут же вырвало. Запахи пыли и грязной тряпки вызвали дополнительный приступ рвоты – казалось, желудок выворачивался наизнанку.
Наконец все мидии и лангустины оказались в ведре вместе с остатками похмельных щей. Петр сплюнул кислую слюну и задвинул ведро подальше в тень так, чтобы его не было видно. Покачиваясь, вернулся в салон. Все спали. Петр с трудом добрался до своего места и плюхнулся в кресло. Тошнота лишила его последних сил; стоило ему закрыть глаза, как он тут же погрузился в тревожную дремоту – то засыпая, то вновь ненадолго пробуждаясь, не понимая, где кончается сон и начинается явь.
Петра разбудило объявление по радио: командир корабля сквозь шипение динамика приказывал всем пристегнуться. Почти сразу самолет затрясло с утроенной силой, сильно заложило уши. Все пассажиры расселись по местам и пристегнулись. Через пять минут болтанка стала совсем невыносимой, Петр почувствовал, что его вот-вот снова вырвет. В этот момент самолет резко хлопнул колесами по полосе и стал шумно тормозить, пока не остановился совсем.
– Все, стоп машина! – крякнул офицер. – Взвод на выход.
Пухлощекий срочник по-паучьи ловко вылез в проход и скрылся в тамбуре, за ним гурьбой устремились другие заспанные солдаты. Петр выходил последним. Его все еще мутило. Медленно спустившись по лестнице, он осмотрел грузовой отсек в поисках своего баула. Через открытый люк дул ледяной ветер. По отсеку тут и там сновали военные в объемных камуфляжных куртках, что-то отвязывали, перекладывали, уносили. На Петра никто не обращал внимания. Наконец он разглядел вдалеке у самого трапа что-то скомканное и грязно-красное. Подошел поближе: это действительно была его сумка, но вид у нее был такой, словно ее раз пять переехал «КАМАЗ», попутно накапав на нее масла и
