соль на свежую рану. Но она не была свежей. Это была старая рана, которая наконец затянулась. Или мне только так казалось.

Роуз уснула. Я поцеловала ее, выключила лампу и выбросила мысли о Дине из головы.

Гэбриел уже развалился внизу на диване, высоко подняв ноги, и смотрел телевизор. Зигги растянулся рядом с ним и положил голову ему на бедро.

– Двое моих любимых мужчин, – мечтательно сказала я, проходя мимо рождественской елки. – Что смотрите?

Гэбриел убавил громкость.

– «Крепкий орешек». Давай к нам. – Он легонько подтолкнул Зигги. – Слезай. Вот, хороший мальчик.

Зигги поковылял к своей лежанке у камина, а Гэбриел похлопал по месту рядом с ним. Я легла и прижалась к нему.

– Помассировать тебе ноги? – предложил он.

– Было бы потрясающе.

Он подождал, пока я сниму новые рождественские тапочки и устроюсь поудобнее, положив ноги ему на колени, а потом принялся творить свое волшебство.

– У тебя самые лучшие руки, – сказала я, когда он массировал мне стопы.

– А у тебя самые красивые ноги.

Я рассмеялась.

– Несмотря на мои опухшие лодыжки?

– Твои лодыжки идеальны.

Мы сидели в сиянии разноцветных огней. Зигги громко храпел на своей подстилке.

– Снег пошел, – сказал Гэбриел. – Может, завтра поедем за город и покатаемся на санках?

– Звучит отлично, но вряд ли мне стоит заниматься чем-то вроде катания с крутых холмов и падений в сугроб. Я буду как кит, выброшенный на берег, и просто не смогу встать.

– Ты права, – согласился он. – Было бы неразумно сажать тебя на ледянку.

– Судя по всему, мы завтра можем остаться без электричества. Может, лучше не уходить далеко от дома?

– Хорошо, что у нас есть камин.

– Мы могли бы пожарить зефир, – предложила я, с любовью глядя на него.

Он продолжал растирать мои ноги, пока смотрел фильм.

– Я люблю тебя, – сказала я. Он посмотрел на меня с легкой грустью во взгляде.

– Я надеюсь на это.

Мой желудок сжался, я приподнялась на локтях.

– Что ты имеешь в виду?

– С тех пор как к нам пришли детективы, ты стала какая-то… отчужденная.

– Прости.

– Ты часто думаешь о нем?

– Я хочу быть с тобой честной, так что… да.

Гэбриел ничего не сказал. Он просто принялся массировать другую мою ногу, и его молчание убедило меня рассказать обо всем, что я утром сказала Рэйчел по телефону. Я призналась, как сильно меня расстраивало, что я до сих пор не знала, что случилось с Дином.

Потом кое-что еще пришло мне в голову, и я снова приподнялась на локтях.

– Очевидно, что детективы хотели бы идентифицировать Дина как убийцу, потому что тогда они могли бы закрыть дело Мелани Браун раз и навсегда – его ведь никак не арестуешь. Если можно повесить на него всех собак, им не придется искать настоящего убийцу. Но что, если он жив?

– Кто? – Гэбриел взглянул на меня. – Настоящий убийца?

– Нет. Дин.

Уголок рта Гэбриела слегка дернулся.

– О чем ты говоришь?

– Тело так и не было найдено, – напомнила я.

Гэбриел покачал головой.

– Нет никаких доказательств того, что он жив.

– Нет, но какие есть доказательства, что он действительно мертв?

Гэбриел уставился на меня.

– Свидетельство о смерти.

– На основании чего? Предположения, что его самолет пошел вниз и рухнул в океан. Но если они повесят убийство на него, они не будут искать настоящего убийцу.

Руки Гэбриела замерли.

– Это бессмыслица, Оливия. Его больше нет.

– А если бы он был жив? Я не говорю, что верю в это. Чисто гипотетически. Допросить его не смогут, но признают виновным, и тогда убийца останется на свободе.

Гэбриел нахмурил брови.

– Похоже, ты все еще думаешь, что он жив.

– Нет. Клянусь, нет.

– Ты уверена? Потому что ты, похоже, до сих пор держишься за эту мысль. Или ищешь ответ, куда он пропал и почему. – Гэбриел отодвинул мою ногу и встал. – Может, ты даже считаешь, что виноват Бермудский треугольник.

– Это-то здесь при чем? – возмутилась я. – Я не думаю, что его похитили инопланетяне.

– Тогда что ты думаешь? – спросил он, глядя на меня сверху вниз. – Или, может быть, это неправильный вопрос. Никто не может точно сказать, что случилось с самолетом Дина. Я просто хочу знать…

– Знать что?

– Знать, что ты ищешь. Чего в твоей жизни не хватает, что заставляет тебя думать, что он может быть жив?

Я смотрела на Гэбриела, мое сердце колотилось. Я злилась на себя за то, что заставляю его думать, будто он мне не нужен, будто я по-прежнему люблю призрака и моя любовь будет вечной. Но это было далеко от правды.

Или, может, в этом была крупица правды, потому что мы с Дином так толком и не прошли этап медового месяца. Но теперь я была достаточно зрелой и мудрой, чтобы понимать – такая юношеская страсть не может длиться долго и не сравнится с глубокой любовью на всю жизнь, с уважением, которое крепло с каждым днем.

Когда я не ответила – потому что задумалась о своей любви к мужчине, который стоял передо мной, – Гэбриел снова спросил:

– Что ты ищешь, Оливия? Чего ты хочешь?

– Я хочу быть с тобой. И хочу знать, что стало с Дином. Вот и все. Просто хочу получить ответ.

Его плечи немного расслабились, и он сказал уже мягче:

– Я хочу тебе верить.

– Тогда поверь. Ты мой муж и отец моих детей, в том числе Роуз. Я тебя люблю. Мне не нужен никто, кроме тебя.

Тень отчаяния пробежала по его лицу.

– Иногда я боюсь, что, если он когда-нибудь вернется, ты сбежишь с ним и я никогда больше тебя не увижу.

Я спустила ноги на пол, встала и крепко обвила руками его шею.

– Это невозможно. Клянусь.

Он уткнулся лицом мне в шею.

– Я не знаю, что бы со мной было, если бы потерял тебя во второй раз. Ты единственная женщина, которую я любил в своей жизни.

Мне хотелось сказать то же самое, но я не могла, потому что в то недолгое время, что мы были с Дином, я любила его – глубоко и страстно.

Но это была другая жизнь. Теперь я была уже не той беззаботной, уверенной в себе девчонкой, какой встретила его много лет назад. Тогда я не знала, что такое горе. Я поняла это, только когда от меня отказался отец и когда я потеряла Дина. После этого я уже не могла воспринимать свое счастье как данность. И теперь моим счастьем был Гэбриел. Гэбриел, Роуз, Джоэл и ребенок, которого я