Слова застряли в горле комом. Говорить не хочется.

Благо, Алим зовет. Накупался, наверное, или снова пробку вынул нечаянно, а засунуть, как следует, не вышло, и всю воду за две минуты спустил!

— Я к Алиму. Если трусы не жирные, можешь побыть в них, — голос срывается на шепот.

К Алиму вбегаю. Как я и предполагала, он сидит в опустевшей ванне. Все рыбы в ведре.

— Накупался? Теперь душем ополоснемся.

— Не буду.

— Будешь.

Вижу, как он выпячивает губу и зыркает один-в-один, как Расул, а у того… Господи…

Включаю душ, направляю лейку в сторону, умываю лицо со слезами.

— Если искупаешься, покажу тебе железного человека. Хочешь?

— Он плавает?

— Как акула.

Купился.

Вытираю сынишку, просушиваю голову хорошенько, себе в лицо тоже струю фена направляю, чтобы глаза немного просохли.

Даю себе немного времени собраться с мыслями. Они бросаются на утек.

— Давай трусики и маечку, оп! Красавчик… — обнимаю сынишку, целую в щечки.

— Где железный человек-акула? — спрашивает требовательно.

— Сейчас… — осторожно приоткрываю дверь.

Сказать-то я сказала, сказать легко, но будет ли рад Расул…

В дверь кто-то звонит. Первым подходит Мирасов, открывает почти сразу же.

— Долго ехал! — злится.

— Спешил, как мог, — оправдывается мужской голос.

— Здрасьте, добрый вечер! — звучит еще один голос из глубины подъезда.

Бля…

Боже!

Я выскальзываю из ванной.

На пороге Расул в трусах, его посыльный с пакетом и подарком для Алима и в подъезде застыл Захаров, при параде и с цветами.

Глава 61

Александра

Посыльный Расула тихо скользит в сторону, покидает подъезд, спеша к лифту.

— Здесь тожевашепарковочное место? — кривится Захаров. смотря в упор на Расула.

— Я здесь парковался, когда ты еще свою тачку даже не купил, — коротко обрывает Расул. — Еще что-то?

— Нет.

Захаров медленно скользит по Расулу медленным, оценивающим взглядом с толикой иронии, потом переводит его на меня.

— Видел такие корсеты, — качает головой. — Зарубежный, стоит, как крыло самолета. Используется, только если у его обладателя очень серьезные проблемы с опорно-двигательным, — делает паузу и поясняет. — Друг неудачно словил экстрим, парашют поздно раскрыл, разбился почти в лепешку. Уже третий год с таким ходит…

Расул молчит, но взглядом убивает.

Захаров с улыбкой смотрит мне в глаза.

— Сашенька, когда захочешь пообщаться с нормальным, здоровым мужчиной, а не с инвалидом, у которого ниже пояса точно ничего не работает, ты знаешь, как со мной связаться.

У меня горят щеки. Так стыдно…

Как будто не Захаров эти гадости говорит, а я.

Стыдно и обидно до слез.

И если бы Расул мог ответить, как полагается, он бы уже ударил Захарова. Но сейчас сдерживается.

Мирасов напряженный, кожа, кажется, вот-вот лопнет. Но он сдерживается, я каким-то чудом понимаю, он ведет себя осторожно, не в целях сохранения собственной безопасности.

На парковке он не сдерживался и предлагал Захарову подраться, прекрасно зная свое состояние. То есть о себе он не печется ни капельки, идиот безбашенный!

Но сдерживается и даже не жалит матами в ответ, потому что в квартире наш сынишка. Ни скандалами, ни драками Алима пугать не хочет. Держится из последних сил, чтобы иметь возможность с Алимом видеться, и это вызывает цунами у меня в груди.

Несчастное сердце мотыляет, как щепку во время шторма.

— Ты все сказал, клоун? — уточняет Расул.

— Саш, созвонимся, — подмигивает мне Захаров. — Возьми цветы.

— Минуту, Никита.

Я тянусь через Расула, прикрываю дверь, сердце колотится.

Пытаюсь себя убедить: Захаров не всегда такой гадкий, верно? Да он вообще не гадкий. Просто… уверенный в себе, даже слишком, иногда немного высокомерный.

И тут же срываюсь: да кому я лгу?!

Вот мою утку он, например, даже пробовать не захотел. И в больнице сразу за дела схватился. Было видно, что не переживает он за Алима ни капельки.

Может быть, я вообще этому мужчине сама по себе нафиг не нужна сама по себе, а вот как известная личность, с горячими работами и кучей скандальных догадок… Как трофей, блин!

Я пробегаю мимо застывшего Расула, хватаю пакеты с доставки в охапку и выношу, ставлю Захарову под ноги. Пяткой закрываю дверь, чтобы нас не слышали.

— Это что? — удивляется Захаров. — Саш, ты чего?

— Твое. То есть, ваше. Ваше, Никита Владимирович. Боюсь, нам не по пути. Вы только что отца моего сына оскорбили просто так.

— Ты из-за него, что ли?! Мирасов первым на парковке хамил, — сощуривается.

— Он пришел извиниться. И извинился. И если бы вы свой язык немного придержали… — глотаю окончания.

Лицо Захарова меняется.

— Он в трусах открыл. Что я должен был подумать?

— Не знаю. Навскидку, дождаться и спросить меня, что все это значит, а не делать выводы раньше времени. Мне жаль, что вы таким высокомерным оказались. Хорошего вечера, Никита Владимирович.

***

Проникаю в квартиру, там тишина. Она давит по ушам сбрендившим пульсом.

Невозможно остаться равнодушной, когда такие эмоции бурлят. Я в котле. У самого его донышка, откуда поднимаются волны раскаленного жара, и меня ошпаривает до мяса кипятком сомнений, боли, противоречий и размышлений.

Так, надо найти сынишку. Судя по звукам, он умчался в спальню, рычит со своей акулой и наводит бардак.

Расул?

Где Расул? Мирасов на кухне.

Захожу, когда он застегивает брюки и продевает ремень в петельки.

— Уже уходишь?

Он молчит, дышит тяжело, от эмоций даже шея побагровела.

Не отвечает.

— Если не спешишь, можешь остаться еще немного, я познакомлю с тобой Алима. Будет лучше, если он станет привыкать к тебе понемногу.

Пальцы Расула сжимаются на пряжке ремня, взгляд из-под бровей — настоящая бритва.

Настороженный. Дикий. Резкий.

Может быть, еще более злой, чем раньше.

И я с ним один на один.

В этой квартире. В этой комнате.

Воздух звенит.

Чувствую, тоже краснею от накала.

Что он ответит?

Может быть, я зря прогнала Захарова?

Нет, блин, он сука высокомерная! Даже если бы не задел Мирасова, он меня саму в мелочах важных так задевал…

Прогнала его не зря.

Но и вот этого большого, взвинченного мужчину я опасаюсь, не зная, что от него ждать.

— Да, я здесь за этим, — говорит с трудом.

— Тогда