— Это другу!

Набрав полную ладошку колечек колбасы, сынишка убегает. Я снова подрезаю колбасы, поправляю тарелку. О том, какому именно другу предназначается колбаса, даже гадать не приходится. Это новая акула, оставленная Мирасовым. Ее зовут Ррррыыы… И это новый любимый друг Алима.

Осторожно выглядываю: так и есть, Алим разложил колбасу в пасть акуле, гладит, приговаривая:

— Кушай, кушай. Расти!

Напоминание о Мирасове меня каждый раз тревожит, и, если честно, я бы эту акулу выкинула! У нее несколько рядов зубов, как у самого Мирасова. Смотрю на ее пасть и представляю, как Мирасов все мои защитные заслоны перемалывает в пыль.

Нет-нет, мне нужен мужик. Точно нужен мужик! Точнее, его ресурсы. Вот такая я стала, меркантильно думаю о плюсах знакомства с Захаровым, а ведь когда-то с пренебрежением думала о тех девушках, которые под папиков ради материальных благ ложатся.

А сама-то? Чем я лучше той или иной соски? Тем, что у меня цель — защитить сына? Тем, что я же мать?

Мне так тошно. Совесть ни к месту проснулась. Возмущается, что мы всегда без этого обходились. Даже когда на начальных порах мне пару раз предлагали потрахаться, чтобы продвинули побыстрее или взяли на выставку, всегда отказывалась.

Приоритеты меняются.

Цели…

Что останется прежним? Я?!

Так тошно, что все эти дни даже фотоаппарат в руки брать не хочется, унынием каким-то накатывает.

И, когда Захаров звонит, извиняясь, что у губернатора задерживается, я малодушно радуюсь отсрочке и меркантильно себя подпитываю: вишь, с губернатором он там чаи распивает или что-то покрепче.

Хватайся за него, хватайся… И в ответ ни капли восторга.

Захожу с другой стороны, со стороны выгоды для сына и понимаю, что ради него — да. На любые жертвы согласна, и ноги раздвину, и раком встану…

И все же так тошно, тошно под жертвенностью хоронить себя. Ничего, мне нужно больше выпить. Просто пара бокалов. Боже, хороший же мужик, видный…

Один бокал вина, второй…

Алим разыгрался, еще не хочет спать.

Кто-то приходит.

Наученная прошлым опытом, я смотрю в зрачок: там мужчина в костюме доставки.

— Вы кто?

— Доставка из ресторана. Заказ для Александры Ставриной.

Приоткрываю дверь, забираю чек, пробегаясь по строкам, заказчиком числится Захаров Н.

Черт побери, он заказал доставку, а я готовила! Готовила, блин. Я же сказала, что приготовлю. Я старалась…

Не возмущаться, командую себе.

— Давайте, — соглашаюсь.

Заношу пакеты. Оттуда тянет ресторанной едой. Позвякивают бутылки дорогого вина. Наверное, самое крутое, получше чем то, что выбрала я сама.

Не доверяет моему вкусу?

Не возмущайся.

Забрав пакеты, захожу в кухню и вдруг все таким постылым кажется, таким ненужным. Выбираю несколько больших пакетов для мусора и сметаю туда содержимое салатников и противня с уткой.

Предупреждаю сыночка, что выкину мусор, он радостно несет к выходу свои валенки, дергает комбинезон и притаскивает акулу.

— Мы тоже! Хотим!

Пытаюсь объяснить, что там ничего интересного, но сын непреклонен. Мой маленький сладкий тиран.

— Давай одеваться, — вздыхаю.

Вечерняя прогулка по темному двору. Но вдруг надышится свежим воздухом и уснет хорошенько? Ладно, погуляем. Все равно в квартире как-то душно стало, невыносимо.

Акула отправляется с нами.

Алим старательно тащит под мышкой акулу и держит один из маленьких пакетов, который решил взять самостоятельно.

Пакеты с салатом выкидываю без зазрения совести. Рядом с мусоркой ошивается тощая псина, я решаю развязать пакет с колбасой и сыром, накормить бедолагу. Черт знает, откуда даже в хороших районах берутся такие бездомные, бродячие собаки.

Алим в восторге смотрит, еще и акуле говорит, как надо с аппетитом кушать. Псина глотает и облизывается, метет хвостом довольно.

— Пойдем поиграем, — предлагаю Алиму.

Сегодня на улице хорошо, выпал свежий снежок. На детскую площадку сынишка несется быстрее ветра. Я сажусь на лавочку, рядом акула и пакет с уткой.

Смотрю, как в свете фонарей искрится снежок, Алим веселится — на подмерзшей горке кататься в десятки раз веселее.

Полностью погружаюсь в это созерцание. Немного просыпается голод. Плюнув на приличия, развязываю пакет с уткой, отщипывая пальцами кусочек, предварительно выудив из кармана пачку с влажными салфетками. С появлением маленького непоседы они стали моим вечным спутником, распиханы всюду по карманам.

Господи, как хорошо. И утка у меня вкусная получилась! В ресторане, может быть, и получше приготовят, зато моя все равно вкуснее, я ее с душой готовила. Пальчики оближешь, что я и делаю, бессовестно себе позволяя быть не идеальной.

Пропускаю момент, когда к нам приближается мужчина, заходит сзади и сбоку, но потом обходит скамейку и останавливается рядом, смотрит на меня молча и… садится на другой конец.

Мое сердце мгновенно заходится в тахикардии.

— Что ты здесь делаешь, Мирасов?

Глава 59

Александра

— Что ты здесь делаешь, Мирасов?

— За окнами квартиры наблюдаю. Каждый вечер здесь. Никак не могу решить, с какой стороны зайти.

— Ни с какой.

— У вас прогулка, — замечает в мою сторону, но взгляд прикован к сынишке, катящемуся с горки.

С визгом перевернувшись в снег, Алим снова бежит к лестнице, соскальзывает подошвой, падает. Расул дергается, почти как я, готовая бежать и нянчить бо-бошки сына, но потом расслабляется, заметив, как тот снова карабкается, ни капельки не поныв.

— Он ловкий, — замечает.

— Самый лучший, — отвечаю с гордостью. — Так каким ветром тебя сюда занесло? Пришел предупредить, что завтра меня ждет какая-нибудь вселенская гадость в твоем исполнении? Или что?

— Есть варианты. И я их не отрицаю. Умом не отрицаю. Но как-то херово в душе.

Голос Мирасова непривычно спокойный, но в то же время в нем клокочут эмоции. Такие, что у меня волосы на затылке шевелятся. Говорю себе: это от ужаса, я просто в панике! Но обман не лезет в глотку.

Три дня я себя накручивала, мучилась неизвестностью, и вот теперь мы на расстоянии метра друг от друга, и я чувствую тотальную усталость: за себя бы я так не боялась, но Алим… мое самое слабое место, мое сердечко — все в нем.

— Я не претендую с предъявой. Не с того начал, закипело. Сказал лишнего. Но прошу дать мне видеться с сыном.

Прошу?

Мирасов просит.

От удивления я даже кусочек утки проглотила, не прожевав, вытираю рот и пальцы.

— Тебе дети были не нужны, — напоминаю. — Что изменилось?

— Все. Жизнь