– Нет, – выдыхаю я, отвергая эти ужасные предположения. – Я отказываюсь верить, что убийца – он.

Реми вздыхает:

– Я не стану с тобой спорить, потому что, честно говоря, и сам не знаю, что думать. Но сейчас важно одно: магистр Томас поручил мне продолжить работы в святилище и позаботиться о тебе и моей матери.

Я спрыгиваю с кровати:

– Когда?

– Прошлой ночью, пока ты захлебывалась в страданиях и чувстве вины. – Реми выпрямляется. – Я никогда не понимал почему, но ты всегда верила, что Симон найдет убийцу. Так доверься ему и сейчас. А если захочешь выказать уважение магистру, поверившему в меня, – приступай к своей работе. – Он отворачивается от двери. – Сейчас мы можем сделать только это.

Его шаги постепенно стихают, пока он шагает к лестнице, а я остаюсь стоять посреди комнаты, размышляя над его словами.

Больно это признавать, но Реми прав. Я ничем не помогу архитектору, если наплюю на то, что для него так важно. И все же не успокоюсь, пока не сделаю все, что в моих силах, чтобы спасти его.

Я бросаю взгляд на окно. Хотя солнце уже появилось на горизонте, на небе все еще виднеется горстка звезд. С каждым днем луна становится все больше, поэтому восходит и заходит все позже. А значит, я смогу дольше и полнее использовать свои способности.

Вернусь к работе, как попросил Реми. И весь день буду помогать ему так же, как помогала магистру Томасу. Мы втроем всегда были одной командой. Просто теперь в ней главный – Реми.

Так что свои дни я буду посвящать ему и святилищу. А ночи останутся мне.

Глава 39

Перед тем как отправиться в святилище, мне необходимо кое-что сделать. Экономка замочила мои залитые кровью бриджи в чане на первом этаже, поэтому я умываю холодной водой лицо и влезаю в рабочую юбку. Вряд ли сегодня Ремон отправит меня проверять новые секции лесов, а все предыдущие я уже закончила и даже подписала подпорки для возведения потолка, хотя магистр Томас и отложил эти работы.

Быстро зашнуровав ботинки, я выхожу через входную дверь, даже не позавтракав, тем более что из кухни пахнет так, будто госпожа Лафонтен что-то сожгла. Стоило выйти за порог, как начал накрапывать дождик, и, судя по тучам, он вряд ли закончится в ближайшие несколько часов. В столь ранний час на улицах пустынно, и лишь на полпути к дому Монкюиров мне встречается еще одна душа.

Выходящие на улицу ставни окна Симона на третьем этаже слегка приоткрыты, видно, как внутри кто-то ходит. Сомневаюсь, что он вообще ложился спать. В остальных окнах свет не горит – вряд ли там кто-то еще не лег. Я прислоняюсь к стене дома, проклиная себя за то, что не продумала план действий. Видимо, придется вернуться в другое время.

– Госпожа Катрин?

Я резко оборачиваюсь и оказываюсь лицом к лицу с Ламбертом Монкюиром.

Он склоняет голову в знак извинения:

– Простите, что напугал вас, госпожа Катрин. Вы что-то ищете?

Его доброта придает мне мужества.

– Я надеялась поговорить с Симоном, – признаюсь я. – Хотела сказать, как сожалею о своем поступке.

Ламберт хмурится:

– Не уверен, что это хорошая идея. Он… в последнее время не в духе.

– Понимаю, – говорю я. – Но хочу попытаться. Даже если он не станет меня слушать, я должна передать ему кое-что важное.

Ламберт обводит меня взглядом с головы до ног, словно пытается отыскать, что же я принесла, а затем кивает в сторону дома:

– Тогда, прошу, позвольте проводить вас.

К моему удивлению, входная дверь не заперта. Желая объяснить это, Ламберт показывает мне несколько исписанных листов бумаги.

– Я выходил всего на несколько минут. Симон отправил меня во Дворец Правосудия.

Он жестом приглашает меня войти первой. И я послушно переступаю порог, после чего он указывает, что поднимется по лестнице следом за мной. Меня слегка смущает то, что мой зад оказался на уровне его глаз, но хорошо, что позади не Удэн.

Когда мы добираемся до третьего этажа, нервы уже звенят от волнения. Ламберт выступает вперед и, пару раз стукнув в двери, заходит в комнату Симона. А я медлю у порога. Я знаю, что у Симона вспыльчивый характер, и догадываюсь, что он способен на насилие, но в этот момент впервые пугаюсь встречи с ним.

– Я нашел то, что ты просил, венатре, – говорит Ламберт. – И привел кое-кого, кто хочет с тобой поговорить.

Он отходит в сторону и выставляет руку в мою сторону. Его поддержка придает мне немного решимости, и я переступаю порог. Одарив меня сочувственной улыбкой, Ламберт поворачивается к столу и кладет туда принесенные листы.

На карте города, все так же прикрепленной к стене, появились рисунки матери Агнес. А на столе лежит молоток архитектора. Оставшаяся на нем кровь засохла и начала отслаиваться, так что даже отсюда видно выгравированные слова. Удэн тоже здесь. Стоит рядом у противоположной стены с ужасными обоями и смотрит на меня.

Наконец мой взгляд замирает на Симоне, который выглядит так, словно за несколько часов постарел на десять лет. Бледная кожа обтягивает его резкие скулы, под глазами – фиолетовые круги. А на щеках расцветают неровные пятна румянца, пока Симон таращится на меня.

– Что ты здесь делаешь, Кэт?

Я вытаскиваю косу мадам Эмелин из кармана юбки:

– Вернувшись домой, я поняла, что она все еще у меня.

Я кладу волосы на стол и отступаю на шаг.

– Но еще я хотела… – теребя пальцы, начинаю я, но голос срывается. «Извиниться» звучит жалко, поэтому я решаю закончить по-другому: – Объяснить кое-что.

Несколько секунд в комнате царит тишина, а затем Удэн подходит к Ламберту, хватает его за плечо и подталкивает к двери. Когда он проходит мимо, я замечаю, что от него пахнет алкоголем и сконией. Похоже, он больше не в списке подозреваемых, раз убийца не умерил своего безрассудного поведения.

– Давай дадим им возможность разобраться с этим без свидетелей, брат, – говорит он. Нрав у Удэна – как обычно, поэтому он косится на Симона и добавляет: – В конце концов, моя комната этажом ниже, поэтому мы услышим их, если тут начнется что-то действительно интересное.

Ламберт пытается вырвать руку, и это напоминает мне о ночи, когда убили Перрету, когда он так же держал своего брата.

Но Симон вздыхает и кивает:

– На сегодня все, кузен. Отдохни немного. Спасибо за твою помощь.

Ламберт неохотно выходит из комнаты следом за братом. Я дожидаюсь, пока их шаги стихнут на лестнице, а