реплике. Все предыдущие повести соавторов, существующие в киноварианте — «Берегись автомобиля», «Зигзаг удачи» и «Старики-разбойники», — существенно полнее одноименных фильмов; и если бы фильму «Ирония судьбы» не посчастливилось стать двухсерийным, он тоже разделил бы их судьбу.

То, что есть в повести, но нет в фильме, касается исключительно авторских лирических отступлений, хотя и их основную часть прочел за кадром Александр Ширвиндт. Полностью отсутствует в картине разве что имеющийся в повести пространный абзац о бане:

«Раньше настоящие мужчины ходили в манеж гарцевать на выхоленных лошадях, отправлялись в тир стрелять в бубнового туза, в фехтовальные залы — сражаться на шпагах, в английский клуб — сражаться за карточным столом, а в крайнем случае шли в балет. Сегодня настоящие мужчины ходят в баню. Тот, кто думает, что баня существует исключительно для мытья, глубоко заблуждается. В баню ходят главным образом для того, чтобы пообщаться друг с другом. Где еще можно спокойно поговорить? В гостях вечно перебивают другие приглашенные, да и рот все время занят едой и выпивкой. В общественном транспорте толкаются, на стадионах шумно. Лучшего места для задушевной беседы, чем баня, не найти! О визите в баню сговариваются заранее, к банному мероприятию тщательно готовятся, освобождая для него полный день. Поход в баню — святое дело. Его нельзя комкать тем, что помоешься и уйдешь чистеньким. Подлинные аристократы духа так не поступают. Кто после парилки не „ловил кайф“ в предбаннике, тот еще не испытал блаженства. В предбаннике современные голые мужчины, завернутые в белые простыни, наконец-то становятся похожими на римских патрициев. Именно предбанник и есть тот самый клуб, где, никуда не торопясь, позабыв каждодневную гонку, можно излить душу хорошему человеку».

Тем временем приблизился Новый, 1976 год — и Рязанов наконец вздохнул свободно: все обошлось, на ожидавшую своего часа картину никто не покусился, и она была продемонстрирована в назначенный срок. Эльдару Александровичу, правда, пришлось два раза записывать свое предварительное слово к показу картины. В первый раз он допустил две грубейшие, с точки зрения руководства ЦТ, ошибки: во-первых, поблагодарил телевидение за то, что оно предоставило для премьеры его фильма такой замечательный день, как 1 января (эту благодарность начальство почему-то расценило как издевательство); во-вторых, назвал этот свой фильм пресловутым словосочетанием «рождественская сказка», заимствованным из мировой литературы.

Первый вариант режиссерского предуведомления был записан за несколько дней до Нового года; второй пришлось записывать за несколько часов до премьеры. Теперь Рязанов не благодарил телевидение, а вместо «рождественская сказка» произнес «новогодняя сказка».

И эта сказка вызвала в зрительских массах такой фурор и ажиотаж, каких не ожидали ни телевизионное руководство, ни сам Рязанов. На режиссера обрушился шквал восторженных телеграмм и писем, а ЦТ было буквально засыпано письменными просьбами повторить столь замечательную картину. Не ответить на столь многочисленные настояния трудящихся было немыслимо, и уже через месяц — беспрецедентный случай на тогдашнем ТВ! — фильм был показан снова. А Госкино, видя такой успех, приняло решение выпустить «Иронию…» и в кинопрокат, что и было проделано в августе того же 1976 года.

Все-таки никаким другим своим творением Брагинскому-Рязанову не удалось настолько потрафить такой огромной зрительской аудитории: «Ирония судьбы…» понравилась представителям абсолютно всех слоев населения; даже у самых популярных фильмов Гайдая всегда находилась горстка хулителей — но практически каждый человек, посмотревший в то время «С легким паром!», был будто зачарован им.

Один из авторов «Иронии…» — Эмиль Брагинский — так объяснял ее успех: «Мы с Рязановым не раз повторяли, что в искусстве нас больше интересует то, что объединяет людей, а не то, что их разъединяет. Все наши городские сказки кончаются тем, что герои находят друг друга (за исключением пьесы „Притворщики“, где финал печален). <…> Помню, на просмотре сзади меня сидел Леонид Утесов. Когда Лукашин улетел из Ленинграда и пошли стихи со знаменитой строкой: „С любимыми не расставайтесь…“, — Утесов нагнулся ко мне, больно схватил за плечо и прошептал:

— Неужели так и кончится?.. Это невозможно!..

Я не люблю жестокие фильмы. Открыто признаюсь в этом. Когда иду в кинотеатр или в театр, то предпочитаю смотреть фильмы или спектакли, которые кончаются хорошо. И книги люблю со счастливой развязкой».

Но счастливая развязка присутствует во всех картинах по сценариям Брагинского и Рязанова. Что же выделило из десяти этих фильмов именно «Иронию судьбы» и позволило ей приобрести в обществе наибольшие резонанс, востребованность и популярность? Здесь нам, возможно, поможет объяснение самого режиссера как все-таки главного автора кинокартины: «Нашим фильмом мы хотели как бы постучаться в сердце каждого человека и сказать: „Если у тебя неприятности, если ты нездоров, если от тебя ушла любовь, помни, что надо верить людям, что жизнь прекрасна, что чудо возможно!“».

И, по-видимому, создателям картины действительно удалось достучаться если и не до всех ее зрителей, то до максимально возможного количества. Восторженное приятие «Иронии судьбы» по сей день объединяет самых непохожих друг на друга русскоязычных людей — эффект, который все же не с чем больше сравнить, кроме как с «гипнотическим» воздействием на миллионы зрителей лучших комедий Гайдая (золотой век которого, как выяснилось впоследствии, к середине 1970-х как раз завершился).

Венцом признания «Иронии судьбы» стала Государственная премия, врученная ее основным создателям — Рязанову, Брагинскому, Таривердиеву, Нахабцеву, Мягкову и даже иностранке Брыльской. Это свидетельствовало о том, что повальное восхищение картиной о «похождениях пьяного доктора» трудно было скрыть даже на самом высоком и официальном уровне.

В «Неподведенных итогах» Рязанов даже отвел отдельную главу для воспроизведения обширных стенограмм тех заседаний Комитета по Государственным и Ленинским премиям, на которых обсуждалась «Ирония судьбы». В этих «скетчах», как назвал их режиссер, участвовали председатель секции кино и телевидения в комитете режиссер Сергей Герасимов, министр кинематографии Филипп Ермаш, заместитель председателя Гостелерадио Стелла Жданова, ректор ВГИКа Виталий Ждан, диктор телевидения Игорь Кириллов, сотрудник комитета по премиям Татьяна Запасник, режиссеры Станислав Ростоцкий, Роман Кармен, Лев Кулиджанов и другие официальные лица.

Впервые вопрос о награждении «Иронии…» был поставлен на заседании секции кино и телевидения 26 мая 1977 года — после того как картину Рязанова выдвинула вроде бы не имеющая к ней никакого отношения тбилисская студия «Грузия-фильм»:

«Герасимов. По-видимому, „Ирония судьбы“ встречает общее сочувствие.

Ермаш. Почему выдвигает Грузия?

Жданова. Всесоюзный фестиваль телефильмов был в Тбилиси — там фильм получил первую премию.

Ермаш. Уже после телевидения у нас фильм собрал двадцать миллионов зрителей, так как нет комедий.

Герасимов. Так как? Поддержим?

Ермаш. Как быть с Брыльской?

Запасник (разъясняет, что можно дать ей премию).

Герасимов. Голосуем. Все „за“».

Однако 17 октября 1977 года у «Иронии судьбы» появился весомый конкурент — фильм Георгия Данелии