то, что мы сбились с пути и не знаем, какое выбрать направление; она также означает несовместимость временностей, историй, метафизик: это скорее «дез-ориент-ация».

По контрасту с призывами «вернуться к природе» или «перенастроить модерн» то, что я попытался предложить здесь, представляет собой переоткрытие космотехники как метафизического и эпистемического проекта. Вопрос, который еще предстоит поставить, заключается в том, какую роль в этом проекте должны сыграть современные технологии. Мне кажется, что сегодня этот вопрос фундаментален для преодоления модерна. Речь идет не столько о роли Китая в антропоцене – хотя нам известно, что Китай внес значительный вклад в его ускорение[549], – сколько о том, как Китай (например) изменит свою позицию относительно гигантской силы земно-человеческой оси времени, созданной современными технологиями. Как связать технологическое сознание с космотехникой, которую мы здесь попытались высветить? То, что мы могли бы назвать синофутуризмом, проявляется в различных областях. Однако подобный футуризм движется в направлении, противоположном морально-космотехническому мышлению – в пределе это всего лишь ускорение европейского проекта модерна. Если мы обратим внимание на то, что сейчас происходит с дигитализацией в Китае, это подтвердит нашу позицию: после появления Facebook и Youtube Китай подвергает их цензуре и создает Renren или Youku, которые выглядят примерно так же; когда появляется Uber, Китай принимает его и называет Youbu… Как несложно понять, на то есть исторические и политические причины, но есть еще и момент, когда такое повторение следует приостановить и вновь поставить вопрос о модерне.

Мечта Китая после двух Опиумных войн – о том, чтобы «перегнать Великобританию и догнать США», – похоже, некоторым образом осуществилась в 2015 году, когда было подтверждено, что китайская компания получила контракт на строительство атомной электростанции в Хинкли-Пойнт в Соединенном Королевстве. Успешное испытание атомной бомбы в 1974 году и водородной бомбы в 1976 году вывело Китай в первый ряд мировых военных держав, но эта ядерная программа не выходила за китайские границы. Однако строительство атомной станции в Великобритании отличалось с символической точки зрения. В октябре 2015 года Лю Сяомин, китайский посол в Лондоне, был приглашен на Би-би-си, чтобы рассказать об электростанции. На вопрос о том, может ли Великобритания также построить атомную электростанцию в Китае, он ответил: «Для начала есть ли у вас деньги, есть ли у вас технология, есть ли у вас специалисты? <…> Если у вас всё это есть, мы, безусловно, хотели бы сотрудничать с вами, как с французами. У нас с Францией есть кое-какая совместная деятельность».

В феврале 2016 года кульминация знаменитой ежегодной телевизионной программы государственного телевидения, посвященной празднованию китайского Нового года, наступила в момент, когда 540 роботов танцевали на сцене, а певец пел «спеши, спеши, спеши, мчись к вершине мира…», в то время как дюжина дронов прыгала над сценой и сновала взад и вперед между лазерными лучами. Возможно, это сцена лучше всего символизирует вероятное будущее антропоцена в Китае: роботы, дроны – символы автоматизации, убийства, имманентного надзора и национализма. Возникает вопрос, насколько сильно народное воображение уже оторвалось от формы жизни и моральных космологий, которые занимали центральное место в китайской традиции. Однако то, что скрывается за кулисами – как бы ни было неловко это признавать и как бы сильно это ни заставляло нас сожалеть об утрате традиций, – есть факт, что, участвуя в строительстве оси времени модерна, Китай преуспел в этом и стал одним из его основных игроков (и, конечно, это верно не только для Китая, но и для многих других развивающихся стран). Это особенно важно, если учесть быструю и продолжающуюся модернизацию Китая и его инфраструктурные проекты в Африке. Тем самым «модерн», который был инородным для китайской культуры, не только усиливается внутри самой страны, но и распространяется в странах ее партнеров по третьему миру – и в этом смысле она расширяет европейский модерн с помощью современной техники (по Хайдеггеру, онтотеологии).

Таким образом, вопрос об антропоцене – это не только вопрос о таких мерах, как, например, сокращение загрязнения, но и вопрос о противостоянии оси времени, которая, как уже заметил Хайдеггер, утягивает нас в пропасть. Это не означает, что такие амелиоративные меры не важны; напротив, они необходимы, но недостаточны. Что более фундаментально, так это связь между человеком и космосом (Небом и Землей), которая определяет культуры и природы. Как и предсказывал Хайдеггер, эти связи постепенно исчезли, уступив место общему пониманию бытия как постава. Капитализм есть та современная космотехника, что доминирует на планете. Социолог Джейсон Мур прав, называя его «мировой экологией», которая непрерывно эксплуатирует природные ресурсы и неоплачиваемый труд, чтобы себя поддерживать[550]; экономисты Шимшон Бихлер и Джонатан Нитцан предлагают рассматривать капитализм как «режим власти», который упорядочивает и переупорядочивает власть (как предполагается самим греческим словом kosmeo)[551]. Бихлер и Нитцан утверждают, что эволюция капитализма – это не только эволюция внедрения им современной науки и техники; скорее, они также разделяют понимание космической динамики: например, между концом XIX века и началом XX века произошел переход от механического режима власти к режиму, где приоритет отдается неопределенности и относительности.

Можно и вправду найти в древней мудрости некоторые намеки на то, как можно было бы переосмыслить отношения между человеком и космосом в ключе принципа сосуществования, управления и жизни. Например, в «Мэн-цзы» есть знаменитый диалог Мэн-цзы и Лянского правителя Ван Хуэя, где Мэн-цзы осуждает войну и предлагает Вану иной способ управлять страной, следуя «четырем сезонам» (сиши):

Ван, если вы так поняли этот пример, то не надейтесь, что у вас народу станет больше, чем в соседних владениях. Не нарушайте сроков полевых работ, и хлеба у вас будет не под силу съесть. Не закидывайте густых сетей в пруды и водоемы, тогда рыб и черепах тоже не под силу будет съесть. Ходите в лес с топорами и секирами в надлежащее время, и древесины у вас будет не под силу извести. Когда будет не в силах съесть хлеба, рыб и черепах, когда будет не под силу извести древесину, тогда это и позволит народу не сетовать, как прокормить народившихся и как похоронить умерших. Если не будет таких сетований, тогда и наступит начало настоящего вановского пути в управлении народом[552].

Аналогичный комментарий об управлении согласно временам года можно найти в трудах современника Мэн-цзы Сюнь-цзы (荀子, 313–238 гг. до н. э.)[553]. Древнекитайская мудрость непрерывно повторялась в последние десятилетия в связи с экологическим кризисом и безудержной индустриализацией, и всё же тем, что мы слышали [всё это время], были одни непрекращающиеся катастрофы. Ли (ритуалы)