Читать онлайн Защита поручена Ульянову - Вениамин Константинович Шалагинов

Вениамин Константинович Шалагинов

Защита поручена Ульянову

Р2 Ш8

Шалагинов В. К.

Защита поручена Ульянову. М., «Современник». 1977. 253 с.

Книга Вениамина Шалагинова посвящена Ленину-адвокату. Писатель исследует именно эту сторону биографии Ильича. В основе книги - 18 подлинных дел, по которым Ленин выступал в 1892 - 1893 годах в Самарском окружном суде, защищая обездоленных тружеников.

Глубина исследования, взволнованность повествования - вот чем подкупает книга о Ленине-юристе.

Ш18

70302 - 109

Ш ____________________ 110 - 77

М106(03)-77

Р2

ИЗДАТЕЛЬСТВО «СОВРЕМЕННИК», 1977 г.

ПОМОЩНИК ПРИСЯЖНОГО ПОВЕРЕННОГО УЛЬЯНОВ

Профессор X. пригласил меня в кабинет и из глубины большого кожаного кресла принялся расспрашивать - сначала о теме, которую я выбрал для дипломной работы, потом о материалах, «о подмостках к сочинению».

- Материалы? О, их больше, чем надо!

- Их нет вовсе, - возразил X., устало прикрывая веки.

- Tabula rasa [1], мой друг. Чистая доска. - Он снял с полки томик в мягкой обложке. - Тринадцатая страница, помнится… Да. Читайте вот…

В руках профессора была «моя» книжка - десятый выпуск «Красной летописи», тот самый, в котором я «открыл» удивительнейшую тему своего диплома: «Ленин-адвокат».

- Вам это знакомо? - X. разомкнул веки. - И вот эти слова? - Он нацелился взглядом в страничку и прочел вслух: - Ленин был приписан помощником к знаменитому тогда присяжному поверенному Волькенштейну, однако адвокатской практикой не занимался и даже не думал о ней…

- Но ведь заметка так и называется: «Ленин-адвокат». Если материалы позволяют написать заметку, значит, можно…

- Ничего другого нельзя. Заметка в «Красной летописи» - это всего лишь штришок: самарский адвокат Ульянов прибывает в Петербург. Обозначение темы, если хотите, потенция… Простите за примитив: чтобы возвести железный мост, потребно железо. У вас есть оно? Ну хотя бы одна ленинская защита, одно дело, которое он вел в Самаре или Петербурге? Что, что? Эпистолярий и мемуары? Тогда позвольте спросить вас, мой юный собрат, чьи это письма и чьи мемуары вы намечаете пустить в ход? Луначарского? Лалаянца? Не хотел бы огорчать вас, но это железо для другого моста. Ни Луначарский, ни Лалаянц не видели Ленина за адвокатским столиком…

Правда была на стороне профессора. Но ведь бегут и от правды… Я поднялся.

- Я хотел бы попробовать, профессор.

- Вас не убеждают мои доводы?

В хорошо поставленном голосе - нотки превосходства и, пожалуй, раздражения. Обидно! Профессор не видит, не хочет видеть ни меня в моем увлечении, ни той длинной дороги, которую это увлечение прошло. Уже год как с кропотливым усердием я переписываю в памятную тетрадь куски из воспоминаний о. Ленине-ораторе, копируя красной тушью - непременно красной - гравюры, рисунки и даже автографы Владимира Ильича - «дипломка», конечно же, будет с иллюстрациями… Нет подлинных дел? Ни Луначарский, ни Лалаянц, никто другой не видел Ленина за адвокатским столиком? Но такое ли уж это несчастье, если я вижу его сам? Полемические речи Ленина, его письма, письма к нему, публикации в «Красной летописи» и «Красном архиве», декреты, решения, директивы, им написанные, гравюры, холсты, эскизы, фотографии, воспоминания друзей-единомышленников.

Нет, решение неколебимо… И как-то сам собой - предерзкий ответ в лицо:

- Вы не помогаете… делу, профессор…

- Какому? Детской игре в серьезное?

- Как хотите, но писать я буду только об этом!…

А вечером в своем студенческом дневнике, который я пышно нарек «Водопадом дней», записал красными чернилами: «Год 1928. Май 16. Сегодня их премногознаюшая светлость соизволила прихлопнуть то, чем я жил. Но я не закрываю за собой дверь, профессор. Я еще вернусь!» И вернулся… через тридцать шесть лет.

1

6 апреля 1964 года я получил доставленные из хранилища в читальный зал Центрального партархива две великан-папки, два картонных «чемодана» с делами, которые в 1892 - 1893 годах вел Ленин в Самарском окружном суде.

Клад!

Но к чувству праздничной взволнованности, которое тотчас прихлынуло и теснит меня, прибилась смутная горчинка сомнения: «То или не то?» «То» - значит, в папках подлинные дела царского присутствия, клад в натуре, «не то» - фотокопии дел, продукция фотографов, а не «дьяков».

Торопливо развязываю тесемки «чемодана».

То!

Посередине белого тонкого листа тяжкой гирей - казенный вензель с ятью «Дело»2. Под вензелем - буковки-таракашки:

«Самарского окружного суда по 1-му столу уголовного отделения о лишенном прав отставном рядовом Василии Петрове Красноселове, обвиняемом в краже».

Еще ниже:

«Началось сентября 15 дня 1892 года».

По верхнему срезу листа:

«№ 272 по настольному 1892 года Самарского уезда».

То!

Открыта первая страница - «Подготовительные к суду распоряжения», и уже на ней, на бумажке № 1, - имя Ульянова: три лихих неразборчивых завитка графитным карандашом - обозначение адвокатского «титула», и малюсенькая справка: «Ульянову о защите сообщено 25 февраля за № 1125».

Адвокат Ульянов.

Листаю лист за листом, и от сознания, что это те самые листы и то дело, которое семьдесят два года назад читал Ленин, приходит чувство счастливой растерянности, почти оторопи - он это штудировал, а вот тут подчеркнул, - чувство новое, сильное, похожее на то, что волновало поэта в зимних шушенских Саянах, когда из-под пера его ложилось на бумагу:

Благоговейно в домике-музее

Я у стола рабочего стою.

Тут Ленин жил, за этот стол садился…

Мыслители так и не сказали людям, что такое счастье, но люди и сами узнают его, когда оно приходит. Что и говорить, мне здорово повезло, и я знаю, каким словом это называется.

В 3 часа 30 минут пополудни 5 марта 1892 года Ленин впервые занимает место за адвокатским столиком.

Перед судебным присутствием - дело № 20 «о крестьянине Василии Федорове Муленкове, судимом за богохуление». В ажурной виньетке обвинительного акта - «пропись содеянного»: «12 апреля 1891 года в селе Шиланском Ключе Самарского уезда вошел в бакалейную лавочку крестьянин Василий Муленков. В лавке в то время находились крестьяне Михаил Борисов и Федор Самсонов: в разговоре с ними Муленков, будучи в нетрезвом виде, начал ругаться, причем матерно обругал богородицу и святую троицу…»

Мелкий уголовный случай… Да и уголовный ли? Скорей, обыденщина, серое, как шинельное сукно, полицейское происшествие для протокола урядника, для денежного штрафа, налагаемого без суда и следствия.

Грубое мужицкое слово, невежественное, - тридцать миллионов россиян пухло тогда от бесхлебицы, - пущенное с горя у лавочного