– Знаешь, он был у меня первым. Первый не забывается. И я у него была первой. – Я заметила, как она мертвой хваткой сжала ожерелье на шее, так сильно, что костяшки пальцев побелели.

Что это она имела в виду? Первую любовь? Мне стало дурно. И вообще, зачем она мне об этом рассказывает? Она что, думает, что мне охота это выслушивать?

– Прошу, не пойми меня неправильно, – сказала она. – Сама не знаю, зачем я тебе это говорю.

Если она хочет, чтобы я приревновала, желает показать, что у нее с Калебом больше общего, чем у меня, то она выиграла. Если бы тон был язвительный, я бы уже на нее набросилась. Но нет. Голос у нее был… грустный.

Как бы там ни было, я ей подыгрывать не собиралась.

– Думаю… – Беатрис-Роуз остановилась, будто пытаясь подыскать верные слова. – Сегодня меня глубоко потрясло то, что я застала его с тобой. Я еще не видела, чтобы у него с кем-то были отношения.

Я не хотела больше ничего слышать.

– Прости, Вероника. Пожалуйста, не обижайся на меня, – пробормотала она тихонько.

Я моргнула, пытаясь разглядеть на ее лице ложь. Трудно сказать. Что вид, что голос говорили о ранимости и искренности. Ну и как мне на это реагировать?

– Ты знаешь Миранду? – продолжила она, лучезарно улыбаясь.

– Нет. – Я не стала расспрашивать, кто такая Миранда, не хотела больше с ней говорить.

Она снова дотронулась до моей руки. Я скрипнула зубами, стараясь не дернуться от ее прикосновения.

– Еда на кухне готова, – сообщил Калеб. – Точнее, будет готова, когда вы подойдете, леди.

Я с облегчением вздохнула и направилась на кухню, Беатрис-Роуз шла позади. Калеб разложил еду на стойке, где любил есть. Я поглядела на нее, и желудок свело.

Так вот что едят богачи. Икра, трюфели, козий сыр на крекерах с каким-то фруктом сверху. Я заметила сырную лазанью, при виде которой мне стало чуть лучше. Настоящая еда.

Я открыла шкаф, схватила три тарелки и поставила их на стойку. Калеб вручил мне две вилки, которые я положила на салфетки у тарелок. Он открыл холодильник. Я знала, что он пошел за апельсиновым соком, и достала два стакана. Когда я обернулась, он уже был передо мной, и я подержала стакан, пока он наливал свой любимый сок. Это уже вошло у нас в привычку. Мы могли это проделывать закрытыми глазами.

– Хочешь? – спросил он Беатрис-Роуз.

Она смотрела на нас с выражением, которое я не смогла разгадать.

– Нет, спасибо. Я буду вино, если у вас есть.

– Конечно. Погоди, сначала достану напиток Алой. – Он открыл банку с кокосовой водой и наполнил стакан. Это тоже вошло в привычку.

Я могла сесть либо возле Беатрис-Роуз, либо напротив. Я выбрала стул напротив.

– Держи. – Калеб вручил ей на четверть наполненный бокал вина, затем сел возле нее. Она смотрела на него как на Супермена и Бэтмена в одном флаконе. Я положила вилку в рот, потому что вдруг захотелось что-нибудь укусить. И желательно руку Калеба, чтобы он перестал ей улыбаться.

– Можно мне тоже вилку? – попросила она, опустив взгляд на тарелку.

Отлично. Надеюсь, она не подумает, что я обделила ее нарочно. Калеб уже настолько привык, что взял, как обычно, две вилки, позабыв, что нас сегодня трое. Вышло грубо и мелочно, но я почему-то ощутила злорадство. Я встала и быстро достала вилку.

– Я как раз спрашивала Веронику, знакома ли она уже с твоей мамой, – сказала Беатрис-Роуз. Я застыла.

Какого черта?

– Пока нет, – он поглядел на меня. – Как мама вернется из командировки, я тебя с ней познакомлю, Алая.

Что?

В изумлении я положила вилку на тарелку Беатрис-Роуз. Я взвыла, когда поняла, что вместо чистого прибора, который я ей достала, я по глупости положила перед ней вилку, которую клала в рот.

– Боже мой. Прости, пожалуйста!

Калеб засмеялся. Какой же он иногда засранец.

Торопясь исправить положение, я потянулась за тарелкой Беатрис-Роуз и случайно задела ее руку как раз когда она подняла бокал красного вина. Бокал упал на пол и разбился.

– О нет! – Она соскочила на пол, опустилась на колени и стала торопливо собирать осколки голыми руками.

Калеб перестал смеяться.

– Что ты делаешь, Бе? Перестань. – На руках выступила кровь, но она не остановилась.

– Беатрис-Роуз. – Голос Калеба стал тверже. Она замерла и поглядела на него. От потрясения у меня раскрылся рот, когда я увидела, как у нее по щекам текут слезы.

Калеб молча помог ей встать и провел ее до раковины, нежно поглаживая ее руки. Я услышала, как осколки падают в раковину.

– Пойдем в ванную, – мягко сказал Калеб. – Я тебе помогу.

Она чуть заметно кивнула, будто сломанная кукла. Калеб обнял ее рукой за плечи.

– Алая, достанешь аптечку, хорошо? По-моему, она в…

– Все в порядке. Я знаю где. А ты пока помоги ей смыть кровь…

Он мне благодарно улыбнулся.

Что, черт возьми, происходит?

Она заплакала оттого, что порезала руку? Но то, как Калеб с ней говорил, показывало, что за этим скрывалось что-то еще.

«Это не моя забота», – подумала я. Я достала аптечку из прачечной и направилась в ванную. Я застыла, услышав мягкий голос Беатрис-Роуз.

– Прости, что сорвалась. Она, наверно, думает, что я сумасшедшая. Твоя Алая.

– Нет, она не такая.

– А какая?

Секунду спустя Калеб ответил:

– Она для меня все.

Молчание.

– Не шевелись, – продолжил он. – Надо вытащить осколки. О чем ты только думала?

– Папино слабоумие ухудшилось, Калеб. Даже не хочется возвращаться домой. Мама ведь опять на меня сорвется. Это тяжело. Не хочу смотреть, как папа… больно видеть его таким. – Она шмыгнула носом.

– Тс-с. Все будет хорошо.

– Ты мне нужен. Не оставляй меня. Ты – единственный, кто меня понимает, Калеб.

Мне стало страшно за нее. Слабоумие – изнуряющая болезнь, которую не пожелаешь никому. Но… настолько ли я подлая, что желаю, чтобы она ушла? Неужели именно к Калебу она обратилась за утешением? Не то чтобы Калеб был моим, хотя… был. Он мой.

Господи. Когда это я начала думать, что он – мой? Калеб коварно, незаметно прокрался ко мне в сердце, где уже обосновался и забрал часть меня.

«Словно вирус» – подумала я мрачно. Калеб – это вирус. Пускай только попробует сделать что-нибудь с Беатрис-Роуз кроме утешения…

Я покашляла, чтобы сообщить о своем присутствии.

– Алая? – спросил Калеб.

Желтая. Я до сих пор от этого не оправилась.