Я с трудом узнаю незнакомку, смотрящую на меня из зеркала, но когда наши взгляды встречаются, я понимаю, что не только братья – монстры.

Но и она тоже.

Я резко открываю глаза и слегка вздрагиваю, тяжело дыша от внезапного пробуждения. На секунду я теряюсь в пространстве, уставившись на незнакомую стену напротив и не понимая, почему не узнаю ее. За моей спиной чье-то теплое тело, прижатое вплотную. Тяжелая рука покоится на моем боку. Я почти впадаю в панику, когда все, что произошло прошлой ночью, снова на меня обрушивается.

Я лежу в постели Рэнсома, и он явно перемещался по кровати ночью, поскольку теперь он гораздо ближе, чем был раньше. Я чувствую твердые линии его тела, прижатого к моему… но твердым стало кое-что еще. Его член прижимается к моей заднице, и то теплое напряжение внизу живота из сна возвращается с удвоенной силой.

Глубоко вздохнув, я игнорирую внезапную вспышку возбуждения, медленно выбираюсь из-под его руки и, стараясь не разбудить его, выскальзываю из постели. Мой багаж все еще стоит у стены. Я роюсь в одном из чемоданов, отыскивая повседневную одежду на день.

Я быстро переодеваюсь, стараясь не издавать ни звука, но когда оборачиваюсь, натягивая рубашку, то понимаю, что Рэнсом проснулся и наблюдает за мной.

Должно быть, я разбудила его, пока одевалась. Он приподнялся на локте, выглядит чуть помятым от сна, но красивым. Я тут же краснею, осознав, что он видел, как я переодевалась. Однако, если честно, меня больше смущает, что он видит мои шрамы, нежели обнаженное тело. Вряд ли под таким углом они смотрелись хорошо.

На самом деле, я даже не знаю, почему меня это волнует. Мэлис уже видел их, и Виктор, должно быть, тоже, раз уж шпионил за мной в моей собственной квартире. Черт, да у него были камеры в моей спальне. Так что для Рэнсома они не должны стать такой уж большой проблемой.

Обычно я стараюсь не беспокоиться о том, что люди подумают о моих шрамах. Они – часть меня, и я не могу от них избавиться, так что мне просто приходится мириться с ними. Но мысль о том, что Рэнсом посмотрит на меня с отвращением, почему-то беспокоит.

Хотя этого не случается.

В его глазах – жар, который я не совсем понимаю. Это не похоже на ситуацию с Колином, который смотрел на меня с вожделением только потому, что хотел трахнуть девственницу и думал, что я была стопроцентным вариантом. Рэнсом смотрит на меня как на красавицу, и от этого у меня забавно сводит живот.

– Что случилось? – тихо спрашивает он.

Он не говорит конкретно о шрамах, но его взгляд скользит по тем местам, где они скрыты одеждой, и я понимаю, к чему он клонит.

Я не отвечаю. Даже не знаю, почему – то ли из-за нежелания, то ли потому, что слова застревают в горле.

Рэнсом вздергивает бровь, когда я надолго замолкаю, уголки его губ приподнимаются.

– Ты же знаешь, что я мог бы просто попросить Вика поискать? Уверен, где-то есть запись о том, что с тобой случилось.

Я вздрагиваю. Честно говоря, не уверена, что такую информацию можно найти, поскольку это произошло до моего удочерения, а значит, моя нынешняя фамилия вряд ли есть в медицинских картах. Если они вообще еще существуют.

Я точно не знаю, что случилось со мной до того, как Мисти меня удочерила, только то, что произошел пожар, в результате которого я сильно обгорела, а еще, скорее всего, там погибли мои родители.

Но при мысли о том, что Вик будет копаться в моем прошлом, у меня внутри все переворачивается. Большую часть времени у меня даже нет желания думать об этом, и я точно не хочу, чтобы он узнал о бедах моего детства. Как моя мать пускалась во все тяжкие, о клиентах, которые постоянно появлялись в нашем доме, об издевательствах, коим мне приходилось подвергаться в школе – когда мне вообще разрешали туда ходить.

В прошлом слишком много боли, и я хочу держать ее взаперти, насколько это возможно.

Я раздраженно смотрю на Рэнсома.

– Что же случилось со знакомством по старинке?

Он на секунду моргает, словно обдумывая мои слова. Затем кивает с легкой улыбкой.

– Ты права. Это лучший способ. – Он встает с кровати, лениво потягивается, затем подходит ко мне. Он в моем личном пространстве, тепло его тела проникает в мое, но на этот раз я не чувствую себя стесненной. – Я просто хочу узнать о тебе побольше, – признается он. – Хочу знать все.

Он говорит так искренне, и я с трудом сглатываю, не зная, как на это реагировать. Я тоже хотела бы узнать его, но это чувство выходит за рамки опасного. Рэнсом и его братья заключили со мной комплексную сделку, и все они опасны для моего разума, сердца и здравомыслия.

Он приподнимает мой подбородок своими грубыми, мозолистыми пальцами, и когда я смотрю на него, мне кажется, будто я могла бы утонуть в его глазах. Этим утром Рэнсом выглядит мягче, с этими растрепанными ото сна волосами и небольшими морщинками, образовавшимися от лежания на подушке. Мне казалось, что он выглядел более человечным и менее похожим на какое-то божество, когда он повел меня в ту закусочную, но сейчас все еще лучше.

– Я никогда не делала этого раньше, – непроизвольно признаюсь я. – Не ночевала у парня.

Его улыбка становится шире.

– Что ж, пока у тебя все отлично получается, ангел. Я рад, что был у тебя первым.

Внутри все трепещет. Я открываю рот, чтобы сказать что-то еще, но, прежде чем успеваю это сделать, дверь спальни распахивается настежь. В дверном проеме появляется Мэлис. Его взгляд останавливается на мне и Рэнсоме. Он обращает внимание на то, как мы стоим, на близость между нами и интимность наших поз, и без того мрачное выражение его лица становится еще мрачнее.

– Если вы не слишком заняты, – рычит он, – мы выяснили, кто приставал к Карлу с вопросами.

29

Мэлис

Я стискиваю челюсти. Под кожей, будто рой разъяренных пчел, гудит раздражение.

Уиллоу и Рэнсом смотрят друг на друга, их тела слишком близко. Ее лицо обращено к нему. Мне хочется ударить по чему-нибудь. Рэнсом всегда был самым приятным парнем из нас троих, и, похоже, он сумел завоевать сердце Уиллоу. Наверное, я должен быть рад, поскольку это заставит