– Несколько лет. Предполагалось, что срок будет больше, но потом… что ж, он выбрался.

То, как туманно он заканчивает это заявление, убеждает меня в том, что все было не так просто, как он говорит. Они каким-то образом освободили его? Или он вышел раньше за хорошее поведение? Почему-то мне трудно представить такое.

– А что насчет тебя? – спрашивает Рэнсом, меняя тему, прежде чем я успеваю решить, стоит ли спрашивать еще что-нибудь о Мэлисе. – У нас своя мастерская. Что же ты собираешься делать со своим престижным дипломом, когда его получишь?

– Пока не уверена, – признаюсь я. – Я учусь на втором курсе и еще не выбрала специальность. Но мне нужно это сделать как можно скорее.

По правде говоря, я понятия не имею, какую специальность выбрать. Я знаю, каковы мои конечные цели, знаю, чего хочу добиться в жизни, но пока не до конца уверена, как этого достичь или какая специальность лучше. К тому же в моем окружении не так уж много авторитетных фигур, чтобы можно было спросить совета. Как только я думаю о том, чтобы спросить маму, какой карьерный путь мне выбрать, я хочу смеяться. Или плакать.

Рэнсом просовывает пирсинг на языке между зубами.

– Уверен, ты выберешь что-нибудь классное. Ты всегда жила в Детройте?

– Я думала, вы, ребята, навели обо мне справки. Разве вы не знаете абсолютно все о моем прошлом? – морщусь я. – И о настоящем.

Он качает головой.

– Нет. Мы не все о тебе знаем. Ну, Вик, наверное, знает, но не я. – Он улыбается. – Мне нравится узнавать людей по старинке.

Когда он это произносит, в его голосе звучит что-то занятное, какая-то теплота, которая заставляет меня почувствовать, что он видит во мне не просто пешку в этой сложной игре, но и человека.

Человека, которого он хочет узнать.

Кого-то стоящего.

Алкоголь обжигает вены, и я, кажется, не могу оторвать взгляда от его великолепного лица. Рэнсом больше не задает мне вопросов, и я почти хочу, чтобы он продолжил, поскольку молчание между нами кажется слишком затянутым. Наконец, он забирает у меня бутылку и ставит ее обратно на тумбочку.

– Тебе нужно немного поспать, – говорит он. – У тебя была долгая ночь.

– Да, точно.

Откинув одеяло, я забираюсь в постель, чувствуя себя неловко, когда он ложится рядом со мной. Я так нервничаю, что все мои мышцы напряжены, тело слишком остро ощущает его присутствие. От тепла его тела рядом с моим по коже пробегают мурашки, и я понимаю, что практически затаила дыхание.

Я смотрю в стену, свернувшись калачиком на боку, не уверенная, что когда-нибудь засну в таком состоянии. Но усталость все же наваливается на меня, каждый час этого марафонского дня затягивает меня в страну снов, и в конце концов мои веки закрываются и остаются в таком положении.

28

Уиллоу

Карл в моей квартире, злобно смотрит на меня. Его взгляд прикован к моему телу, блуждает вверх и вниз. Это ощущается как физическое прикосновение.

Я сильно вздрагиваю, пытаясь отстраниться, но он приближается ко мне, протягивает длинные, настойчивые руки. Когда я открываю рот, чтобы сказать «нет», не выходит ни звука. Я пытаюсь убежать, но бежать некуда.

Затем он наваливается на меня, прижимает к стене и шепчет на ухо, что будет держать рот закрытым, если я открою для него свой. Я чувствую, что меня сейчас стошнит, и поделом ему, если меня вырвет прямо на него.

Только что я пыталась отбиться от него, а в следующее мгновение его отрывают от меня. Карл издает стон боли, и я поднимаю глаза – Вик борется с ним, повалив на землю.

Что-то в моей голове кричит мне отвернуться, ведь я знаю, чем это закончится. Но я не могу. Я все смотрю, не могу отвести взгляд.

Виктор достает пистолет и прицеливается. На этот раз он не прикрывает выстрел подушкой, так что я вижу, как пули пронзают грудь Карла, разбрызгивая повсюду кровь. На меня попадает несколько капель, горячих и липких, и тошнотворное ощущение в животе становится еще сильнее.

Я поворачиваюсь и бегу, не желая находиться рядом с нелепо распростертым телом, отчаянно пытаясь унестись прочь от растекающейся по полу лужи крови. Я несусь по коридору в свою спальню, но когда открываю дверь, она ведет не в мою спальню.

Вместо этого я захожу в маленькую комнатку в борделе.

Николай, огромный и злой, хватает меня, швыряет на кровать и забирается на меня сверху. Я пытаюсь отбиться от него, но он слишком большой.

– Нет! – кричу, бью его в грудь, пытаюсь оттолкнуть. – Нет, оставь меня в покое!

И тут в мгновение ока Николай застывает на месте. Кровь заливает мне лицо, пропитывая одежду. Я чувствую, будто тону в ней.

Мэлис, Рэнсом и Виктор заходят в комнату, уже с ног до головы перепачканные кровью, с мрачными выражениями на лицах. Они хватают Николая и оттесняют его в угол.

Я снова пытаюсь отвести взгляд, спрятать куда-то глаза, но не могу пошевелиться. Я застываю на месте, на матрасе, наблюдая, как они пытают Николая. Как убивают его.

Они не сдерживаются. Каждое движение жесткое и точное. Они хотят, чтобы он страдал, и делают все для этого. Они жестокие и мрачные. Опасные, пропитанные кровью монстры, которые оставляют за собой след смерти.

И все же, почему-то, меня к ним тянет.

Почему-то, когда я смотрю на них, у меня внутри все сжимается от возбуждения.

Мне хочется вскочить с кровати и убежать… Но если бы я это сделала, не знаю, куда стала бы бежать – от них или к ним.

Когда этот вопрос всплывает в голове, сон снова меняется, и я возвращаюсь в свою квартиру, стою перед зеркалом и смотрю на свое отражение. Я ожидаю увидеть себя такой, какая я есть: покрытой шрамами, робкой, в одежде с длинными рукавами, со светлыми волосами, спадающими на лицо, скрывающей частички себя, в попытке выжить в этом мире без слишком пристальных взглядов и грубых комментариев.

Но девушка передо мной ничем не прикрыта. На ней красное шелковое платье, облегающее ее мягкие изгибы. Взгляд у нее жесткий, и в нем мелькает что-то, чего я не могу определить. Ее руки грязные, перепачканные кровью.

Красное, красное, красное.

Так много красного.

Так много крови.

Так много смерти.

Она не просто следует за братьями. Она повсюду,