Мне приходит в голову поискать окно, через которое можно было бы вылезти, или что‐нибудь в этом роде, но его нет. А даже если бы и было, пытаться убежать от этих мужчин, вероятно, было бы глупо. Они просто затащили бы меня обратно, и стало бы еще хуже. Кроме того, они единственные, кто стоит между мной и тем, кто ищет информацию о происшествии в борделе.

Вздохнув, я включаю душ, регулируя температуру воды, пока она не становится настолько горячей, насколько я могу выдержать. Я на секунду задерживаюсь у ванны, чувствуя себя совершенно беззащитной, когда речь заходит о том, чтобы раздеться в их доме.

Ванную они явно делят на троих, и очевидно, что каждый из них привнес в нее свои маленькие штрихи. Внутри душевой кабины к стене прикреплены полки, и у каждого из братьев по одной. Сверху аккуратными рядами стоят маленькие флакончики – это полка Виктора, очевидно. Один из гелей для душа на средней полке пахнет дымчатым, манящим ароматом, который у меня ассоциируется с Мэлисом. А внизу стоит все подряд, что напоминает мне Рэнсома и его желание испробовать всего понемногу.

Я отворачиваюсь от их вещей, быстро снимаю спортивные штаны и рубашку с длинными рукавами и встаю под струи воды. Пока вода стекает с волос на кожу, я понимаю, что гель, который я взяла с собой, все еще лежит в другом чемодане, который сейчас у Рэнсома, поэтому беру тот, что стоит на полке, и наливаю достаточное количество на ладонь. После принимаюсь растирать кожу, пытаясь избавиться от ощущения крови Карла на своем теле. Пусть я и не могу избавиться от воспоминаний, но хотя бы почувствую себя чистой.

Но когда я заканчиваю и выхожу из душа, понимаю, что, возможно, совершила ошибку. Ведь я заменила запах и ощущение смерти на запах и ощущение братьев Ворониных. Теперь я чувствую их на коже, и мне это не нравится.

Это слишком интимно.

Слишком лично.

Слишком реально.

Слегка дрожа, я роюсь в сумке и переодеваюсь в другую одежду – рубашку с длинными рукавами и длинные брюки, в которых обычно сплю. В этом доме я чувствую себя еще более застенчивой, и мне хочется максимально прикрыться.

Когда я открываю дверь, Рэнсом все еще ждет снаружи.

Он окидывает меня оценивающим взглядом. Я чувствую себя странно, особенно учитывая, что на мне всего лишь старая потрепанная одежда. В ней нет ничего сексуального, но он смотрит на меня так, словно ему нравится то, что он видит.

Это нервирует меня… почти так же, как и то, как мое тело реагирует на его взгляд.

– Чувствуешь себя лучше? – спрашивает он, приподнимая бровь с пирсингом.

– Да, – вру я.

Он ведет меня по коридору в свою спальню, и я, шаркая, захожу следом за ним, наблюдая, как он складывает мои вещи у стены рядом со шкафом. Я задерживаюсь у двери, чувствуя неловкость и неуверенность из-за того, что вот так нахожусь в его личном пространстве. Не то чтобы я должна переживать из-за этого, ведь он и его братья вторгались во все сферы моей жизни.

На прикроватном столике у него стоит бутылка виски, и Рэнсом берет ее, а затем слегка встряхивает и протягивает мне, словно предлагая примирение.

– Это снимет напряжение, – говорит он мне. – Возможно, поможет тебе уснуть сегодня.

Я беру бутылку и делаю маленький глоток, морщась от ощущения жжения в горле. Я не большой любитель выпить, но это помогает. После еще одного глотка жжение переходит в покалывающее тепло, которое распространяется по животу и конечностям.

– Вкусно, да? – Рэнсом забирает бутылку и подносит ее к губам, тоже делая глоток. – Внизу шкаф с выпивкой, но это мой любимый виски, поэтому я держу его здесь, наверху, чтобы Мэлис его весь не вылакал.

Он снова передает бутылку мне, и на этот раз, когда я подношу ее ко рту, отчетливо осознаю, что его губы только что касались горлышка. Это тоже странным образом кажется мне интимным, и из-за этого трудно не думать о том, как он поцеловал меня в ту ночь, когда высадил у моей квартиры.

– Иди сюда.

Рэнсом садится на кровать и похлопывает по матрасу, приглашая меня тоже сесть. Я сажусь, и мы еще пару раз передаем друг другу эту бутылку виски. Подобное времяпровождение расслабляет и успокаивает так, как я и не ожидала, и часть напряжения уходит. С Рэнсомом я чувствую себя удивительно непринужденно, и это заставляет меня нервничать.

– Что вы собираетесь сделать с теми, кто копается в смерти Николая? – спрашиваю я его через некоторое время.

Он пожимает плечами.

– Придумаем. Выясним, кто это, и позаботимся о них.

Я понимаю, что «позаботиться» означает убить, и меня немного пугает, с какой легкостью он это произносит. Как будто им абсолютно плевать, что они собираются отнять жизнь. Но также это означает, что если у них получится, я буду наконец свобода, и какая-то часть меня все же надеется на их успех.

– Итак… что это за место? – спрашиваю я, бросая взгляд на дверь спальни и указывая рукой на все, что находится за ней. – Похоже на гараж, но вы еще и живете тут, судя по всему.

Рэнсом улыбается, бутылка виски свободно болтается в его руке. Его сине-зеленые глаза светятся добродушием, и он наклоняет голову набок.

– Ты уверена, что хочешь, чтобы я ответил на этот вопрос? Если ты узнаешь о нас больше, это может быть опасно для тебя.

Я пожимаю плечами.

– Я сегодня видела, как Вик выстрелил в мужчину через подушку. А еще наблюдала, как вы втроем убили того парня, Николая. Мы вроде как прошли этот этап, не думаешь?

– Похоже на то, – соглашается он с тихим смехом. – Да, мы живем и работаем здесь. Нам нужно было место для работы, чтобы начать получать деньги, поэтому, когда Мэлис вышел из тюрьмы, мы открыли мастерскую.

Последняя фраза привлекает мое внимание.

Мэлис был в тюрьме?

Думаю, в этом есть смысл, поскольку некоторые из его татуировок похожи на тюремные. Я хочу спросить, за что его посадили, но в то же время боюсь слишком сильно залезть не в свое дело. Пусть я и сказала Рэнсому те слова, я уверена, что узнавать больше об этих парнях не стоит, это действительно опасно.

– Ого. – Я киваю, теребя выбившуюся нитку из одеяла на кровати. – Я этого не знала.

– Но ты, кажется, не сильно удивлена, – усмехается Рэнсом. – Думаю, в этом есть смысл. Мэлис… он своеобразный.

– Можно и так сказать, –