у Скалигера. Золотых самородков в наносном песке наших будней, ужасного прекрасного в диких авантюрах и без того было достаточно. Поэтому мной было принято решение более не отступать от учения святого Августина, от его толкования причин мирового зла.

Возле большой петли, которую делала речка возле села Тихий Берег, мы пробыли еще два дня. Нам было приказано отойти в село Шишковка, в один из редких из многочисленных населенных пунктов, в котором был специальный пруд для водопоя и мытья лошадей. Здесь я увидел господина фон Х, выходца из Померании, всемогущего офицера оперативного управления дивизии. По мнению Эрхарда, он был очень тщеславным и завидовал Мускату. Этот офицер являлся типичным представителем так называемых соглашателей.

Я сидел, положив тетрадь на перевернутую бочку, и делал записи, слушая музыку Легара[129]. В нашем полку был настоящий оркестр из 35 музыкантов, составлявший основу оркестра дивизии. В одной только 2-й роте было 30 профессиональных музыкантов.

Село окружали красивые сады. Вследствие изобилия воды, большого числа домов и наличия значительной территории оно производило впечатление зажиточного населенного пункта с типично русским духом. Все хаты представляли собой двухэтажные строения из глины и бревен, большинство из которых было покрыто соломой. Жестяные крыши имелись лишь у отдельных домов.

Над селом возвышалось несколько холмов, склоны которых были покрыты зеленью. Мы обследовали их и обнаружили врытые в землю брошенные русскими огневые позиции для орудий. Местных жителей было мало, да и те испуганно обходили нас стороной. Домов для размещения всех желающих не хватало. Поэтому многие роты разбивали палатки в садах, привязывая коней прямо к плодовым деревьям. Везде стояли повозки и телеги.

На следующий день мы передислоцировались в какое-то небольшое село, напоминавшее средневековый военный лагерь. Везде стояли палатки различных подразделений. Войска квартировались прямо под открытым небом. Вода здесь была грязной, но нам приходилось использовать ее для своих нужд некипяченой. Из-за угрозы воздушного нападения белые стены немногочисленных домов были испачканы разбавленным навозом так, что они приобрели серо-зеленый оттенок. Село располагалось в вытянутой дугообразной лощине, поросшей травой. Перед входом в убогие хижины имелись утоптанные небольшие площадки и скамейки, чтобы хозяевам было где посидеть на свежем воздухе. Местность в этом месте была уже не столь богатой. Оставшиеся крестьяне ходили за картошкой и зерном за 20 километров, таская добытое на своем горбу.

Погода вновь стала капризной. Ночью было холодно, а днем жарко. Все было тихо, и мы надеялись, что пару дней нам удастся обойтись без изнуряющих маршей. Мне вместе с Эрхардом удалось соорудить походную печку, и я занялся приготовлением кофе.

– И где ты только его достаешь? – не переставал удивляться мой приятель.

– В картонных коробках, которые мы получаем, всегда можно найти пару жестяных банок.

Выпив кофе, мы пошли прогуляться по деревне и увидели, как трое солдат из обоза, дымя сигаретами, копают могилу для одного бедолаги, убитого при очередном налете авиации противника во время мытья лошадей. Брезгливо отвернувшись, мы с Эрхардом двинулись было дальше, но тут Деттер позвал нас в канцелярию.

В канцелярии в домашних тапочках сидели Волиза со Скалигером и слушали радио, разложив на коленях свернутые гармошкой топографические карты. Дребезжащий голос из приемника вещал о победоносном африканском походе Роммеля.

– Это прямая параллель с нами, – расцвел в улыбке Волиза.

Мы поздравили Хана с присвоением ему звания фельдфебеля. Этот жилистый спортсмен и некогда убежденный вегетарианец теперь уплетал за обе щеки мясо и прихлебывал шнапс.

– Нет, мне точно надо жениться, – констатировал он.

– Точно, и чем дальше ты будешь находиться от своей невесты, тем настоятельнее тебе надо жениться, – поддел его Эрхард.

– Скоро меня направят в военное училище, и это случится раньше тебя!

– Мои поздравления, – вмешался я.

– Если на то пошло, – продолжил Хан, – всегда надо знать, на что ты способен. Как видите, я добился своего звания, не имея высшего образования.

Мы с Эрхардом вновь вышли на улицу. Неподалеку в мелком песочке чистил свои шпоры Рюкенштайнер. Он не снимал свои тяжелые сапоги с отполированными шпорами даже в степи.

– Сапоги нужно чистить с вечера, чтобы утром надевать их на свежую голову, – как бы между прочим заметил Эрхард и захохотал. Но его шутка не достигла цели.

– Принцип есть принцип, – как всегда повторил Рюкенштайнер. – Я хоть и наивный австриец, но кое-чему все же научился. И от правил своих никогда не отступаю.

– Вилли, ты слышал об успехах Роммеля в пустыне возле Мерса-Матруха?[130] – не унимался Эрхард.

– Там я свои сапоги надраить всегда успею, – отозвался Рюкенштайнер.

Тут перед моим мысленным взором возникла вчерашняя картина, когда, к великому своему удивлению, я увидел Эрхарда, Рюкенштайнера и даже Хана, возвращавшихся после причастия. Мы, помнится, стали возмущаться, почему на литургии не играл оркестр, который по-прежнему услаждал наш слух произведениями Легара.

– Мне очень понравилось, как ты пел вчера хором, – решил и я поддеть Рюкенштайнера, а потом пригласил его прогуляться с нами.

– Почему я должен петь хором из-за того, что дураки в Африке и глупцы здесь, в России, заставили плакать своих ангелов-хранителей? – разозлился Рюкенштайнер. – Хотелось бы знать, докуда мы дойдем? Только и слышишь команды о продвижении вперед, сообщения о прорыве танков. Ха! Пожалуй, я знаю ответ! Мы дойдем до Миннесоты. Вот где я буду чистить свои сапоги!

За разговором мы и не заметили, как оказались возле хижины, в которой размещалась полковая музыка. Музыканты по-прежнему разучивали произведения Легара. У них было на удивление шумно. Чтобы не мешать друг другу, барабанщики репетировали возле речки, трубачи расположились у подножия холма, а тромбоны – позади дома.

– Глядите! Повитуха! – воскликнул Эрхард, жестом указывая на женщину в белой накидке, несущую в руках таз. – Там ребенок! Он родился под звук литавр! Как символично!

– Ему об этом обязательно расскажут, – откликнулся я. – Правда, нас здесь давно уже не будет. Тебе не кажется странным, что оркестр не принимает участия в литургиях, а разучивает свои мелодии здесь, услаждая слух какой-нибудь девушки Вали?

– Знаешь, у нас в Ингольштадте был полковой оркестр. В нем служили в основном рядовые. А здесь? Посмотри! Сплошь одни фельдфебели! Стоит ли удивляться их репертуару?

Той же ночью нам было приказано двигаться на село Оскол. По пути мы отдохнули, наскоро разбив палатки, в селении Червоная Хвыля, а на следующий день – в Свяченовке. В основном я ехал в компании Скалигера и Фербера впереди взвода. Мы преодолевали овраги, небольшие холмы и речушки, обходили болота. Изредка нам попадались плантации, русские называют их огородами, на которых выращивались овощи, посаженные строго по квадратам и обильно