– Русские стреляют по всему, что движется.

Я принялся за еду.

– Черт! Горячо!

– Вот и хорошо. Горяченького поесть всегда на пользу, – ответил Фербер и пополз назад.

Время от времени на небе появлялись облачка, и тогда начинала чувствоваться прохлада от речки. Но по большей части палило солнце. Мне постоянно приходилось крутить тент то в одну, то в другую сторону, чтобы хоть как-то оказаться в тени.

После обеда приполз Хан.

– Ты не принес почту? – поинтересовался я.

– Нет. Штаб роты вместе с обозом находится в 20 километрах позади нас.

Мы не получали писем уже восемь дней и полагали, что когда остановимся где-нибудь хотя бы на пару деньков, то почта до нас обязательно дойдет.

– Я принес кое-что другое!

С этими словами свежеиспеченный фельдфебель расстелил обзорную карту, на которой была изображена территория к северу от Каспийского моря. На карте красным цветом были изображены железнодорожные линии, дороги, часть из которых были обозначены пунктиром как строящиеся или предполагаемые. На некоторых участках то тут, то там были нанесены странные значки в виде расположенных рядом трех черточек, которыми, по данным разведки, обозначались песчаные степи. Внизу синим цветом было нарисовано Каспийское море. Названия населенных пунктов, особенно в дельте реки возле Астрахани, звучали еще более странно, чем прежние.

Мы с Ханом стали внимательно рассматривать карту, то и дело восклицая:

– Смотри! Какой-то Камызяк!

– А вот колодец!

– Солончаковая степь!

– Гляди! Города натыканы через каждые 30 километров!

– Я вижу реку Урал!

– А тут Волга и Сталинград!

– От нас это более чем в 600 километрах.

Наконец Хан сложил карту. Я поинтересовался, не знает ли он, когда его направят в военное училище.

– Думаю, что скоро. Приказ должен прийти со дня на день.

– Вот тогда наконец-то и женишься.

Хан тяжело вздохнул и, покачав головой, сказал:

– Порой мне кажется, что лучше бы я остался здесь.

– Ты чего-то боишься? – со смехом спросил я.

– Сам не знаю, надо мне жениться или нет. Все же я кадровый военный, стану офицером, а она простая девушка.

Честолюбие сжигало Хана изнутри, и ради него он был готов отправиться хоть на край земли.

– Ничего, – попытался я утешить фельдфебеля. – После войны ты в качестве комбата будешь командовать немецким гарнизоном в Камызяке, а мне светит перспектива стать доцентом на кафедре германских языков в Астрахани. Время от времени мы, естественно, будем навещать друг друга.

– Нет, я хочу в Германию. Лучше быть электриком в Биберахе, чем командиром в Камызяке.

Раньше на гражданке он был электриком, и я не раз пытался уговорить его не становиться кадровым военным, уверяя, что после войны электрики будут нарасхват и он сможет открыть свое собственное дело, если та девушка снабдит его небольшими деньгами в качестве своего приданого.

Я напомнил ему наши прежние разговоры.

– Конечно, она так и сделает, – ответил Хан, закругляя неприятный для него разговор и пряча карту.

– А как поживает наш новый начальник? – поинтересовался я.

– Хорошо. Основательный человек. Он мало говорит, но много делает и следит за порядком. Кстати, старик Мускат будет командовать корпусом, поскольку Зейдлиц[132] болен желудком. Дейч 1 июля стал генералом и будет назначен командиром дивизии, а майор Мэдер – полком. Мне кажется, что это правильно. К сожалению Дейч не ладит со своим офицером оперативного управления.

Хан попрощался и ушел. В следующий раз я увидел его уже осенью в звании лейтенанта после возвращения из военного училища. Позже он погиб во время уличных боев в Белгороде.

День был очень жарким, а к вечеру из низины прилетела туча огромных навозных мух и комаров, от которых хорошо защищала зеленая маскировочная сеть. Мы жили в таких условиях, что нас, как школьников, радовала всякая мелочь.

С наступлением сумерек наши ударные группы переправились на вражеский берег, который оказался незащищенным. Пехота прошла вперед и захватила плацдарм до километра глубиной. Тяжелое вооружение переправить через речку не удалось. Задача была в том, чтобы продвинуться до полотна железной дороги, но, памятуя неудачи под Великим Бурлуком, роты не рискнули выйти за пределы дальности стрельбы нашей артиллерии.

Прошел еще один день. Чтобы скрыть выдвижение наших войск для наступления, которое должно было начаться с наступлением темноты, мы продолжали обстреливать противоположный берег. Русских солдат и гражданского населения в селе по-прежнему не было видно.

– Наши части вышли к Дону на широком участке, – заявил Скалигер. – Что вы думаете по этому поводу? Наступление развивается, и сейчас самое время выбить русских из села. Жаль их, но ничего не поделаешь.

– А что с мостом?

– Мост деревянный, проехать по нему не составит труда. Захваченный плацдарм расширяется. Нам надо выйти к населенному пункту Лиман[133]. – Лейтенант показал мне карту и продолжил: – Вы поведете взвод. Я с двумя курьерами поеду впереди вместе со штабом батальона. Эрхард! Проследите, чтобы мы ничего не забыли! Мост пройдете в перерыве между огневыми налетами противника.

В полной темноте мы спустились к мосту, восстановленному саперами. Кругом было тихо, лишь в отдалении слышались пулеметные очереди и виднелись цепочки трассирующих пуль. Чтобы не шуметь, возничие обмотали копыта лошадей тряпьем. На спусках солдаты подставляли спины под повозки и удерживали их руками, ведь использование тормозов неизбежно вызвало бы скрежет.

Мост мы прошли благополучно и, соблюдая меры предосторожности, двинулись по грунтовой дороге, ведшей к точке нашего назначения. Курить и разговаривать было строжайше запрещено. Я оставил взвод в лесочке, а сам вместе с Бургхардом и Бланком поскакал вперед, чтобы найти Скалигера. Противник нервно обстреливал село. То тут, то там возникали черные снопы от разрывов снарядов. Пришлось спешиться.

Найти батальон оказалось просто. Обер-лейтенант Шмидт, этот хитрый шваб, расположился в круглой воронке. Пехота залегла за домами и сараями, так как противник вел сильный артиллерийский и пулеметный огонь. Отдельные наши солдаты по следам от трассирующих пуль пытались определить расположение русских пулеметных гнезд и стреляли в ответ. Большая часть села все еще оставалась в руках противника.

– Прикройте меня! – кричал Шмидт. – Вот идиоты! Взяли и раскрыли расположение командного пункта! Кто там еще?

Я доложил о себе.

– Ваш командир проводит рекогносцировку. Он впереди в 80 метрах. Но будьте осторожны. Там все простреливается!

С этими словами Шмидт скрылся в воронке, а я пополз назад. Бургхард уже уточнил, где находится Скалигер, и указал нам с Бланком на длинный луг. Мы поползли вслед за ним. Мне казалось, что это поле, насквозь простреливавшееся противником, никогда не кончится. В ночи разобрать что-либо было довольно трудно.

– Тут сам черт ничего не разберет! – констатировал Бургхард.

На лугу