Неожиданно ко мне на наблюдательный пункт пришел майор Мэдер, которой командовал полком. К своему боку этот крепкий мужчина лет 35 прижимал планшет с картой.

– Разрешите мне осмотреться, – сказал он и, немного помолчав, добавил:

– Расскажите мне о своих наблюдениях. Не бросилось ли вам в глаза что-то особенное или необычное?

Я заметно смутился, а майор, усаживаясь на вязанку хвороста, с улыбкой произнес:

– Не смущайтесь. Я знаю, что спрашиваю и что хочу услышать.

У Мэдера был очень острый глаз, так как он узнавал даже командиров отдельных взводов, от которых его отделяла по меньшей мере сотня метров.

– Достиг ли Хильдебранд опушки леса?

– Нет, господин майор.

– Проинформируйте меня, когда достигнет. Вышла ли группа Шайделя из рощи?

– Появился первый солдат.

– Обратите внимание, подвергнется ли группа обстрелу.

– Пока все спокойно.

Мэдер обернулся к сопровождавшему его офицеру артиллерии и приказал:

– Перенесите огонь на 400 метров вперед! – И, уже обращаясь ко мне, продолжил: – Посмотрите на рощу справа. Видны ли разрывы?

– Да, огонь ведется по участку прямо перед рощей.

– Значит, это русские.

Майор повернулся к одному из курьеров, пришедших вместе с ним:

– Вызовите свой батальон и передайте мой приказ. Им надлежит направить к роще резервный взвод и вести там наблюдение.

Затем Мэдер снова бросил взгляд на лежащую перед нами местность.

– Слева наступление развивается не так быстро, как хотелось бы. Подождем еще пять минут, а потом вы мне скажете, продвинулась ли 5-я рота вперед или по-прежнему топчется на месте.

Я стал внимательно наблюдать за 5-й ротой. Никакого движения не было видно. Просматривались только разрывы от мин. Затем первые группы пехотинцев под огнем противника стали медленно приближаться к лесу, о чем мною и было доложено.

– Попрошу артиллерию перенести огонь по лесу.

Через несколько минут над нашими головами со свистом пролетели снаряды, и я увидел разрывы в лесу.

– У вас есть связь? – спросил он меня. – Передайте, чтобы открыли огонь по близлежащему селу.

Получив ответ, я доложил:

– Взвод меняет огневую позицию и не может сейчас вести огонь.

Мэдер понимающе кивнул. Тут из лесов показался 2-й батальон и стал подниматься по открытому склону, который отсюда казался крошечным. Но на это у батальона ушло целых 8 минут.

– Дело сделано, – поднимаясь с кучи хвороста, заявил Мэдер. Потом посмотрел на меня и, прощаясь, сказал:

– Осенью готовьтесь к училищу.

Операция прошла четко по задуманному плану. Я спустился с наблюдательного пункта во взвод. За все время битвы он не сделал ни одного выстрела и теперь стоял в готовности к маршу на дороге. Как всегда, сначала мы ждали, пока размотается перепутанный клубок различных тыловых частей и артиллерии. На другом краю котловины нами была обнаружена МТС и склад машинного масла. Мы конфисковали для своих нужд два трактора. Один из них сразу же загорелся, а второй пришлось бросить буквально через пару часов, поскольку он потреблял от двух до трех литров горючего на каждый километр.

Снова было нестерпимо жарко. Наш взвод прошел 25 километров по прямой как стрела дороге, которую окружали унылые выжженные солнцем поля. Мы мучились от жажды. На наше счастье, Дзуроляй, промышлявший впереди, принес откуда-то ведро чистой воды, чтобы мы могли попить и немного умыться. Небо заволокло облаками, напоминавшими грозовые.

На ночь наш взвод остановился прямо в поле возле какого-то села. На дороге поблескивал новенький брошенный русскими американский грузовик «додж» с хлебом. За отсутствием фуража весь русский хлеб пошел на корм лошадям. Обнаруженная там же бочка с маслом пришлась весьма кстати. Из-за отсутствия мяса и сала от нас остались только кожа да кости.

Весь следующий день также прошел на марше, и к вечеру мы вошли в новое село, которое было побогаче предыдущих. В нем были обнаружены амбары с зерном, и все подразделения, которые были на конной тяге, принялись запасаться фуражом, лихорадочно насыпая его в мешки. Эрхард уверял, что видел, как артиллеристы сгружали с повозок ящики со снарядами, чтобы освободить место для зерна. Девочка принесла нам ведерко чистой питьевой воды, которую она наверняка налила еще до нашего прихода. Мы пришли к такому выводу потому, что все колодцы из-за интенсивного использования были загрязнены поднявшимся со дна илом.

Стояла невыносимая жара. Было 35 градусов в тени и 60 на солнце. Почва со скудной растительностью была песчаной. Урожай местные жители хранили в деревянных сарайчиках, стоявших на сваях. Видимо, таким образом они защищали его от мышей и вредных насекомых. Во время отдыха мы поймали и забили свинью, а Эрхард, которого манил вид трофейного масла, испек два великолепных торта. Один для нас, а другой для Скалигера. Тот решил поделиться им с капитаном Вебером и, отрезав от торта добрую половину, завернул кусок в найденную нами красивую бумагу.

– Финда, – распорядился он, – отнесите это командиру батальона. Порадуем человека, он нам еще пригодится.

Финда отправился в штаб батальона, который располагался в двух шагах от нас, и уже через пять минут на пороге появился сам комбат, чтобы поблагодарить Скалигера и пекаря Эрхарда.

Мы неумолимо продвигались дальше. Так продолжалось день за днем. На трофейной машине я ехал впереди и решал вопросы расквартирования. Марш проходил довольно мирно, так как противник быстро отходил на восток, иногда минируя дороги. Нам часто попадались павшие лошади, кострища, на которых, судя по внешним признакам, русские солдаты жарили мясо на вертелах. Когда мы входили в какое-нибудь село, то дома немедленно пересчитывались и распределялись между подразделениями. Нашему взводу из 30 человек обычно выделяли один дом на всех, а то и сад с плодовыми деревьями. Но даже в таком случае мне приходилось грудью отстаивать место для ночлега. Это был вопрос хитрости и вежливости. Место я держал до вечера, пока не прибывала запыленная колонна взвода. Часто в ней недосчитывалось одной или даже двух лошадей. Изможденные люди, которые уже не могли передвигаться самостоятельно, сидели на телегах. Истощенные пехотинцы валились с ног от усталости. У многих начинались судороги. Нередкими стали и солнечные удары. Люди слезали с повозок и падали прямо в жесткую траву, а возничие и конники начинали осторожно расспрашивать всех подряд, где можно найти питьевую воду. Главное заключалось в том, чтобы оказаться у источника в числе первых, пока остальные, в том числе и кухни, не вычерпали его до дна и не перебаламутили.

Из опасения, что может поступить внезапный приказ на начало движения, многие не отваживались снимать для отдыха сапоги и разбивать палатки. Ничто так не раздражало, как необходимость внезапного