Но даже такая, опустевшая, деревня казалась Ларе по-своему красивой. Это была угасающая красота. Красота зарослей плюща, оплетающих ветхие избы. Красота полувековых орехов, склонивших почти до земли свои длинные ветви в зелени листвы. Красота ветра – невидимого, но шепчущего что-то успокаивающее в древесных кронах над головой.

Как же ей не хватало этой легкости ветра – успокоить Андрея, когда его «накрывало». То, что он вспыльчивый, даже агрессивный, Лара поняла в слякотную, неуютную зиму. Первую зиму их отношений. Андрей привез тогда много денег, но лучше бы, думалось Ларе, лучше бы просто обнял до хруста в косточках, коснулся губами волос, сказал что-то о горячей коже… Три месяца на дальних северах будто заморозили его, а оттаивал он лишь для того, чтобы снова накричать на нее – за пролитый кофе, недостаточно хорошо выглаженную рубашку, не вовремя выключенный телевизор… Лара ждала близости – верная, изголодавшаяся по ласке. Но и в постели Андрей сделался иным – жадным, жестким. И перестал думать о ее удовольствии.

Вскрик Киры ударил в уши, вонзился в позвоночник холодной иглой. Лара бросилась вперед, к очередному повороту змеящейся улицы. Ветка ореха больно мазнула по лицу.

– Мама! – Кира вылетела из-за поворота, обняла, уткнулась в живот. Лара прижала ее покрепче, свободной рукой пытаясь нашарить в кармане джинсов перцовый баллончик. Но вслед за дочерью никто не выбежал.

– Что, солнышко? Что случилось?

Она осторожно разжала объятия и присела рядом на корточках. Кира посмотрела на нее все еще круглыми от испуга глазами:

– Там, в одном доме… Там дедушка… Страшный.

Пальцы стиснули баллончик. Лара сделала глубокий вдох.

– Он тебе ничего не сделал?

Кира замотала головой:

– Нет. Просто смотрел.

– Пойдем-ка домой.

Лара поднялась, взяла Киру за руку. Проверять, что там за старика она увидела, не хотелось совсем. Лучше просто спросить у деда Игната.

Они не успели пройти и десятка шагов, как Лару окликнули:

– Ты Игнатова, что ли?

Старик, привалившийся к дереву, казался больным. Тощий, с изжелта-бледной кожей и покрытой пигментными пятнами безволосой головой. Траченное молью пальто, накинутое на узкие плечи, выглядело неуместно, дико в теплый и солнечный день. Пальто расходилось, открывая впалый живот. Лара развернула замершую Киру лицом к себе.

– Игнатова, да, – повторил старик, будто сам себе. – По волосам вижу.

Он ощерил рот – темный беззубый провал. Лара поморщилась и, крепко сжав ладошку дочери, отступила на шаг.

– Не подходите, я вас не знаю!

Слова прозвучали как в дурном сне, нелепо и беспомощно. Старик тоже почувствовал это – и засмеялся, ехидно и хрипло:

– Куда ж я подойду? Ты глаза-то разуй, на меня посмотри. Недолго мне осталось…

Лара отступила еще на шаг. Кира прильнула к ней. Смех старика перешел в кашель. Он надрывно заскрежетал, плюнул кровью себе под ноги.

– Заберет она меня, как всех забрала…

– Кто заберет? – Вопрос вырвался на автомате.

– Хозяйка заберет. – В надтреснутом голосе старика зазвучало безумное торжество. – Только опоздала она. Не будет из меня урожая, гнилой я, порченый…

– Ма-а-ам… – тихонько, на одной ноте протянула Кира, почти повисая на ее предплечье. Лицо охватил удушливый жар. Лара оттянула ворот футболки – дышать вдруг сделалось тяжело.

– Хороший урожай Игнат собирал… – прохрипел старик. – Теперь ты ему помогать будешь! Ты, больше некому!

По его подбородку потекла тонкая алая струйка, сорвалась каплями в уличную пыль.

* * *

Кира любила засыпать, обхватив материнскую ладонь маленькими руками.

Вот и сейчас она устроилась поудобнее на продавленной кровати, сжала тоненькими пальчиками Ларино запястье и улыбнулась, зажмурившись. Лара смотрела в бревенчатый потолок и мысленно считала до ста. Не дойдя совсем чуть-чуть до восьмидесяти, она услышала, как дыхание дочери выровнялось, стало спокойным и размеренным. Рядом с мамой она всегда засыпала удивительно быстро.

Тогда Лара осторожным привычным движением высвободила ладонь и смежила веки – но к ней сон приходить не пожелал. Некстати вспомнился тот странный старик – лысый, тощий, харкавший кровью. Дед Игнат рассказал, что его зовут Тихоном, что они с ним – ровесники и, кроме них, в деревне действительно не осталось ни одной человечьей души.

– Мы как сторожа, – говорил ей дед. – Бережем деревеньку нашу, присматриваем. Пока мы живем, и она помирать не торопится.

Спокойные, смиренные даже слова деда неприятно кольнули Лару. Ей стало стыдно, что тогда, увидев кровь на морщинистом подбородке, она попросту убежала – торопливо и малодушно, таща за собой ничего не понявшую и оттого вдвойне испуганную Киру. Быть может, Тихон нуждался в помощи, а она так некрасиво себя повела.

– К вам хоть скорая приезжает? – Лара спросила, и сама ощутила, как глупо звучит вопрос. – Хоть когда-нибудь?

Дед Игнат вздохнул, покачал головой:

– Забыли про нас, дочка. Все забыли – и скорая, и те, что власть имеют. Никому мы не нужны, кроме нас самих.

Лара прикусила губу. В глазах вновь защипало. Она потянулась и погладила кончиками пальцев по крепкой еще натруженной ладони. Дед Игнат повернул к ней голову, и на какой-то миг Ларе показалось, что он смотрит прямо на нее, что он видит ее.

– Одно хорошо, дочка, – негромко, ласково сказал дед. – Вы у меня есть. Обе-две, хорошие мои. С вами и деревня проживет подольше.

Тут из своей комнатушки прибежала Кира, снова стала рассказывать про «барахлючий» телефон, и дедовым словам Лара решила не придавать значения.

Она забеременела внезапно. Презервативов Андрей не жаловал, да и вытаскивать вовремя успевал не всегда, но три года подряд кровь месячных проливалась как по часам. Заветную новость, так обрадовавшую саму Лару, он выслушал равнодушно. Посмотрел мимо нее, затянулся сигаретой.

– Красивая ты, – сказал ни к селу ни к городу. – Не дай бог, роды тебя испортят.

Роды не испортили ее фигуру – прошли на удивление легко. Уже совсем скоро Лара снова сделалась тонкой и стройной, как в семнадцать лет. После рождения дочери они с Андреем наконец съехались, но в загс он ее не повел, и мечты о белом платье и марше Мендельсона растворились в череде серых будней. Учеба, конспекты, экзамены, вечная головная боль и вечный недосып стали ее постоянными и до обидного верными спутниками. А по вечерам она укачивала маленькую Киру и старалась не думать о том, что Андрей опять придет за полночь, пахнущий алкоголем и чужими духами.

Когда он впервые ударил ее?..

Воспоминание отозвалось болью во лбу и в висках. Лара осторожно спустила ноги с кровати, нашаривая тапки. Уезжая, она купила в привокзальной аптеке немного лекарств