Когда мы вошли в его кабинет, он сидел за столом и дул в телефонную трубку с такой силой, будто делал ей искусственное дыхание. Одет и пострижен он был безукоризненно — стандартно. Взгляд как-то сам собой не задерживался на нем больше секунды.

— ...А я говорю — не ложить трубку! По вопросу писателей из Ленинграда занимается председатель горисполкома. Да, они уже у меня... Встреча с трудящимися в восемнадцать ноль-ноль. Машину к двадцати. Все!

Он положил трубку и вышел из-за стола осанистой походкой.

— Никаких накладок нет? — поинтересовался он, познакомившись с нами.

— Каких накладок?

— Организационных, — пояснил культработник.

Мы сказали, что никаких накладок пока не было, и пошли гулять в фойе, настраиваясь перед выступлением. В Доме культуры было тихо и спокойно, как в богадельне.

Когда часы показали шесть, стало ясно, что образовывается первая накладка. Культработник метал по телефону громы и молнии, однако число «трудящихся, пришедших на встречу», не превышало количества писателей.

— Культура все еще низка, — объяснял нам культработник, отрываясь от телефона. — На танцы идут, а на писателей не загонишь... Алло! Библиотека! Где ваши читатели? Вы мне ответите за срыв мероприятия!..

И так далее.

В конце концов народ все же собрался. Не слишком много, но достаточно для выступления. Культработник вызвал по телефону родственников и знакомых. Они сидели с чересчур внимательными лицами.

Чтобы загладить свою вину, культработник после выступления организовал нам питание. То есть заказал столик в ресторане. Сделал он это быстро и четко. По-видимому, это культурное мероприятие было им хорошо освоено.

В ресторане он сидел рядом со мной и говорил про какую-то субординацию в каких-то отношениях, про то, что здесь ему трудно продвинуться, потому что нет подходящей сферы деятельности, про заработки свои и своей жены. Жена тоже сидела с нами. На ней был потрясающей седины парик, а во рту блестело штук сорок золотых зубов.

— Знаете, сколько она получает? — доверительно шепнул культработник, наклоняясь ко мне. — Четыреста!

И он вдруг счастливо расхохотался и хлопнул меня по плечу, значительно подмигивая.

Судя по всему, за культуру в Доме культуры можно было не волноваться. Она была в надежных руках.

Академики

По правде говоря, их называют здесь еще величественнее — «акадэмики». А Кольский филиал Академии наук СССР называют «Акадэмией». Присутствие в Апатитах этого филиала накладывает отпечаток на внешний облик города.

На улицах в конце рабочего дня много молодых людей того неуловимо знакомого вида, к которому привыкли в Ленинграде. Деловая походка, портфель, одежда скромная, без претензий. Глаза умные.

Это научно-технический интеллигент.

На вид ему около тридцати. Он может быть кандидатом каких-нибудь наук и занимать должность младшего научного сотрудника, а если повезет, то и заведующего лабораторией.

Как правило, у него жена и ребенок лет пяти-семи. Живут они в однокомнатной или в двухкомнатной квартире. Жена работает в той же «Акадэмии», читают они те же книги, что и ленинградские инженеры, ведут те же разговоры.

Вообще, отличить их от ленинградцев или москвичей невозможно, потому что большинство из них и являются москвичами и ленинградцами, выпускниками столичных вузов. В Москве и Ленинграде у них родители, друзья, привязанности. Но живут и занимаются своим делом они здесь, в Апатитах.

И находят в этом свои преимущества.

Ну, во-первых, у многих из них такие специальности, которые требуют применения здесь, на Кольском. Геологи, геофизики...

Во-вторых, большая научная самостоятельность. В-третьих, просто удобно работать: все рядом — и лаборатория, и квартира, и детский сад. Переезды не занимают никакого времени. Их попросту нет. В-четвертых, заработная плата у них повыше за счет полярных надбавок. А это тоже существенно, особенно в период устройства семьи.

А что касается Ленинграда, то он почти под боком. Полтора часа на самолете.

Я встречал там людей, которые чаще бывали за последний год в ленинградских театрах, чем я.

— Вы разобщены в больших городах, — говорил мне один из «акадэмиков», москвич. — Я прилетаю в Москву в командировку, встречаюсь с друзьями, разговариваем. Спрашиваю у них: «Когда вы последний раз виделись?» — «Да в твой прошлый приезд», — отвечают...

И правда, разобщены. Часто ли мы ездим в гости из Автово, допустим, на Гражданку? Раз в год по обещанию. А там, в Апатитах, еще жив прекрасный обычай — забежать к друзьям «на огонек». То есть зайти просто так, по пути, без приглашения. И засидеться у них можно подольше, потому что от твоего до их дома метров сто, и все остальные друзья живут примерно в том же радиусе.

Я почувствовал прелесть такого общения, когда мы всей компанией переходили из одного дома в другой пить кофе. Было около полуночи, в лучах фонарей светился густой снегопад, на улице было бело и тихо.

В тот вечер академики пригласили меня к себе в институт посмотреть что-нибудь интересное. Предполагалось, что я как действующий инженер могу увидеть больше своих литературных коллег. На следующий день я приехал.

Честно скажу, первого разговора не получилось.

Меня познакомили с доктором геологических наук. Ему лет сорок с небольшим. Вдобавок он поэт, выпустивший в Мурманском издательстве две книжки стихов.

Он был в синем свитере. Черты лица крупные. Вообще весь большой, даже немного грузный. Улыбается хитровато, а вид на себя напускает простецкий.

Он понял так, что я собираюсь о чем-то писать и собираю материал. А у меня и в мыслях не было хватать материал на ходу, хотя взять на заметку что-нибудь было можно.

В общем, я в его глазах выглядел самонадеянным журналистом. И мой геолог, вероятно, чувствовал себя несколько ущемленным. Вот, мол, явился писатель! А какой же он писатель, если у меня, не писателя, книжек не меньше его? Этот парадокс и меня мучал. Он еще раз подтверждал всеобщую относительность. Вот приедет завтра этот геолог в составе какой-нибудь делегации северных поэтов в Ленинград и придет ко мне на работу. Тогда он будет писателем, а я инженером. А сейчас все было наоборот.

Чтобы не возникало такой путаницы, надо бы как-то официально сообщить, кого можно считать писателем, а кого нет. Потому что у нас пишут все, включая докторов наук, а не только члены