…Хотя царила осень, деревья в Константинополе ещё зеленели, и Влахернский дворец утопал в красоте многочисленных окружающих его садов. И едва окончен был второй приём, на котором император подтвердил своё решение отдать дочь в жёны Святополку, Василия и Бориса провели в высокую беседку посреди сада. Там в окружении придворных женщин ожидала их облачённая в багрянец юная смуглолицая девушка.

Безусловно, дочь Комнина отличалась красотой, хотя немного портили её лицо мохнатые широкие брови, едва ли не сросшиеся над переносицей. А так… миниатюрное личико, немного длинноватый армянский носик с горбинкой. Глаза – как перезрелые сливы.

Царевна Варвара взяла в руки большой, обитый серебром ореховый ларец.

– Здесь покоятся мощи святой великомученицы Варвары, моей небесной покровительницы. Я привезу их в Киев в качестве дорогого приданого своему будущему мужу. И помещу их в одном из главных соборов вашего города, – объявила она.

…Посольство прибыло в Киев поздней осенью, когда над Днепром гуляли холодные ветры.

Время на Руси стояло тревожное. Изгнанный ранее Давид Игоревич с помощью Боняка вернул себе Владимир-Волынский. Ещё раньше во время осады на крепостной стене был убит старший сын Святополка от наложницы, Мстиславец. Великий князь скорбел, но не столько по поводу смерти не особенно любимого им сына, сколько от потери Волыни. Впрочем, переславшись гонцами с Мономахом и Святославичами, он назначил на следующий год новый княжеский снем. Добиваясь Волыни, всё чаще поглядывал Святополк на север, в сторону хорошо знакомого ему Новгорода. Ярославца-Бесена, давеча женившегося на двухродной сестре Коломана Аранке, держал при себе, готовя для него княжеский стол в ближайшем будущем.

Боярин Василий рассказал князю о мощах святой великомученицы Варвары.

Святополк в ответ раздражённо махнул рукой.

– Скуп базилевс Алексей! Вместо богатого приданого мешок с костями прислал! А мне золото, сребро нужно, чтоб поганых умирить да Игоревича с Волыни выгнать!

– Велика сила сих мощей, княже! – возразил ему Василий. – Говорят, прикоснувшиеся к ним от язв исцелялись.

– От язв?! Дак пошли их тогда к Боняку Шелудивому! Пущай расцелует! Глядишь, и зловонные нарывы его заживут вмиг!

Причина раздражения Святополка при встрече послов была не только в потере Владимира-на-Волыни. Намедни черницы пригородного монастыря сообщили князю, что его бывшая жена Елена-Айгюн бежала из обители.

– Простыни связала меж собою и по ним из кельи спустилась, а после, яко кошка, чрез ограду перелезла. Токмо её и видали! – рассказала Святополку игуменья.

«Проглядели, чёрные вороны!» – зло сплюнул Святополк. Совсем не хотелось, чтобы о бегстве Елены прознала ромейская невеста.

Бывшую жену он велел искать, послал в ближнюю степь ратников, понимая, правда, всю тщетность их усилий.

…Свадьбу сыграли тихую, без лишних торжеств и славословий. Немало серебра отсыпал князь митрополиту Николаю, чтоб обвенчал его с Варварой.

Красивая юная невеста смотрела на высокого чернобородого князя без стеснения, тёмные глаза-вишенки словно бы изучали его, под их взглядом чувствовал себя Святополк, будто его раздели донага. После у себя на дворе учинил Святополк пир. Приехали на него и Мономах с молодой женой, и Давид Святославич с княгиней Федосьей и взрослыми сыновьями. Пили, слушали срамные песни скоморохов, а между приступами веселья и смеха негромко толковали князья и ближние их люди о будущем снеме. Решено было созвать его в Витичеве в начале следующего лета. Речи сводились к одному – на Руси должен быть установлен крепкий мир.

Однажды вечером, во время очередного дня пира, оружный гридень пробрался к Святополку и сообщил:

– Княже! Некий степняк на дворе. Хочет с тобою баить! С глазу на глаз!

– Отберите у него оружие и покличьте в горницу наверху. Тотчас подымусь. – Святополк сразу почуял, что неспроста явился к нему этот человек.

Половец в старой бараньей шапке и поношенном кожухе швырнул к ногам князя мешок из грубой рогожи.

– Подарок свадебный тебе, каназ. Хатунь Сарыкиз, супруга хана Боняка, велела передать!

Недоумённо передёрнув плечами, поднял Святополк мешок, в котором было что-то круглое. Трясущимися невесть от чего дланями он развязал узел. Голова Айгюн покатилась по дощатому полу.

– Как ты посмел явиться сюда?! – прохрипел в ярости великий князь.

– Не шуми, каназ! Не надо, чтобы это видели лишние глаза и слышали лишние уши, – усмехнулся половец. – Твоя бывшая жена пробралась в стан хана Аепы, стала побуждать кипчаков в набег на Киев. Призывала убить тебя и твою невесту. Хан отправил людей к Боняку. Хатунь Сарыкиз узнала, подослала своего верного человека.

– То есть тебя? – исподлобья глядя на отвратительную скуластую рожу половца, спросил Святополк.

– Да, каназ! Хатунь Сарыкиз мучила ревность. Говорят, её муж был неравнодушен к Айгюн. Вот и всё, каназ! – Половец развёл руками.

– Забери с собой подарок хатуни. Закопай его где-нибудь! – приказал Святополк половцу. – Мне всё равно, где. Не хочу вспоминать о своём унижении и прежних ошибках. И никто, кроме меня, тебя и хатуни Сарыкиз, не должен ничего ведать. Ты понял?

– Сделаю, каназ! – Половец поклонился ему в пояс, положил голову Айгюн обратно в мешок и исчез за дверью.

Святополк набожно перекрестился. Всё тело его била дрожь. Только выпив вина из поданного челядинцем ритона[269], он немного успокоился и спустился к пирующим.

– Что-то не так? Мой супруг чем-то озабочен? – стала вопрошать его внимательная Варвара.

– Нет, всё хорошо, моя возлюбленная царевна, – ответил ей Святополк по-гречески и через силу улыбнулся. – Напротив, я получил добрую весть.

Стараясь отвлечься, он вслушался в разговор братьев и бояр.

Говорил князь Владимир.

– Спору нет, у ромеев немало было храбрых и умелых в ратном деле императоров. Но для нас Ромея прежде всего кладезь мудрости и знаний. Мой дед, базилевс Константин Мономах, был весьма образованным человеком. Он привечал философов, писателей, риторов, знатоков права. В его правление был возрождён Константинопольский университет, в котором было подготовлено немало толковых молодых людей.

– Также базилевс Константин Мономах изукрасил здание Манганского монастыря золотыми звёздами, словно небесный свод. Там есть фонтаны, наполняющие водоёмы, висячие сады, как в легендах о Семирамиде. Удивительная красота! – добавила Варвара.

Давид Святославич и его жена, немолодая седовласая Федосья, располневшая от многочисленных родов, внимали переяславскому князю и юной царевне с заметным интересом,