— Послушники! — завершив песню, настоятель посмотрел на нашу троицу. — Очистите свои мысли и вложите по очереди свой дар в ладонь Грона Могучего! Мы помолимся за вас!

Так-так, кажется, наш выход. Я посмотрела на Вана и тот, кивнув, решительно пошел к статуе, сжимая в руке изумруд. Монахи, все как один, склонили головы и что-то зашептали. Эрик остановился рядом с божеством и положил руку с камнем на ладонь Грона. Да так и застыл. Со спины мне не было видно его лицо, но, казалось, Командир и сам превратился в статую. Прошло около минуты, а Эрик все не шевелился, я оглянулась на Винтерса, но тот только легонько пожал плечами на мой взгляд. Наконец, Ван отмер и, развернувшись, с обескураженным лицом пошел на свое место. Изумруда в его руке не было. Зато, кажется, что-то сверкнуло зеленым на кольчуге божества.

— Грон принял дар! — загрохотал голос настоятеля. — Послушник Кайл следующий!

Я шагнула из круга, пытаясь поймать взгляд приближающегося Вана, но тот, кажется даже не заметил меня. Что с ним такое? Я пошла к статуе, собираясь с мыслями и пытаясь унять волнение. Монахи все так же стояли, беззвучно шевеля губами. Протянув руку с сапфиром, я осторожно положила ее на ладонь Грона. Что за шарт?! Вырезанные пальцы божества были теплыми и мягкими, как у живого человека! Я попыталась отдернуть руку, но она как будто примагнитилась. Сапфир между нашими ладонями мгновенно нагрелся, стал горячим, и это тепло начало подниматься по моей руке, быстро охватив все тело. Мне не было больно, но я вся горела, точно меня объяло пламя. Перед глазами с бешеной скоростью замелькали воспоминания, начиная с самых ранних, как будто кто-то на перемотке смотрел всю мою жизнь: приют, беззубая Жози, дэя Вероника, моя любимая кукла, мое первое перевоплощение, эксперименты с даром метаморфа, наш дом с Жози, мои заказы, мои мечты, дэя Вернель, взбешенный Ван, взволнованный Ван, серьезный Ван, Кайл, Марта, Сорин, снова Сорин, опять Сорин, Альфред Герера, снова Марта, Мэйсон, адвокаты, пустой коттедж, прислуга, охрана, Грегори, сходка, взрыв, Синтия, Кисса, мой обморок, снова Альфред, плафон, уставший Ван, поездка, монастырь, статуя Грона, плафон… «Вернешь!» строго сказал чей-то мужской голос у меня в голове, и я пришла в себя. Отняла руку от деревянной ладони Грона — сапфира не было. Посмотрела вверх на его лицо — оно оставалось неживым и бесстрастным, никакой шартовщины.

— Грон принял дар! — оповестил всех настоятель, и я, вздрогнув, отправилась на свое место. — Послушник Грегори следующий.

Винтерс, тревожно взглянув на меня вышел из круга. Я хотела просемафорить ему глазами, что там происходит что-то странное, но поняла бессмысленность этой затеи. Встав на свое место, переглянулась с Ваном, у которого на лице были написаны все те же самые эмоции, что и у меня, и стала следить за секретарем. Грегори так же, как мы, вложил руку с рубином в ладонь статуи и застыл. Примерно через минуту он отмер и пошевелившись, отпрянул от Грона, сжимая что-то в кулаке.

— Грон принял дар и наградил в ответ! — прозвучал голос настоятеля, и Грегори продемонстрировал всем зажатый между пальцами искрящийся прозрачный камень.

По залу пронесся дружный вздох восхищения.

— Что это? — спросил Винтерс у отца Николы.

— Благословение Грона, — пояснил тот. — Ты можешь продать этот камень и выручить большие деньги, или можешь загадать желание, и если оно придется по душе Грону, то тот его выполнит. Как будешь готов, просто сожми камень и подумай о том, чего хочешь.

— Любое желание? — как-то напряженно переспросил Винтерс и посмотрел на меня.

Настоятель медленно кивнул. Секретарь посмотрел на камень в своей ладони, а затем решительно сжал его и закрыл глаза. Он что, сразу же загадает желание? Интересно, что? Наверное, попросит, чтобы долга за ресторан больше не было, бедняга и не знает, что его желание уже исполнено.

— Это желание только для тебя, сынок, — вдруг добавил отец Никола неожиданно мягко, а Грегори, открыв глаза, снова посмотрел сначала на меня, а потом на настоятеля. — Не взваливай на себя чужую ношу. Не пытайся нести то, что должны нести другие. Это дар лично тебе, воспользуйся им с умом. И не торопись, у тебя будет время подумать.

— Благодарю, — Винтерс повернулся к статуе и поклонился, а затем вернулся на свое место, ни разу не взглянув на нас с Ваном.

— Грон принял вас в свои объятия, — торжественно сказал настоятель, обращаясь к нам. — Грон мудр и справедлив, он оберегает свою паству от бед, и не терпит, когда покушаются на то, что принадлежит ему. Служите ему смиренно и с достоинством, ибо он видит вас насквозь.

Мне показалось, или в словах отца Николы звучал намек? Да не, точно показалось. Когда я взяла Грона за руку, произошло что-то странное, но, даже если настоятель каким-то образом и в курсе, кто мы на самом деле, разве он не погнал бы нас отсюда поганой метлой?

Пока я размышляла об этом, отец Никола произнес короткую речь, основной посыл которой заключался в том, что надо работать не покладая рук, умерить свою гордыню, и тогда всем воздастся. После этого нас отпустили. Но уйти сразу все равно не удалось. Монахи обступили Грегори, расспрашивая его, что он почувствовал, когда Грон ниспослал свое благословение, и просили показать волшебный камень. Мне и самой было любопытно, что там оказалось в лапах Винтерса, наверняка какая-нибудь бижутерия и сказочка об исполнении желания. Вон, он же что-то загадал и ничего не случилось. Знаем мы такие фокусы.

Наконец, можно было идти в свою комнату. Спать хотелось просто нещадно, но у нас еще оставались дела. Надо забирать плафон и валить отсюда скорее, сроки поджимали.

— Ну-ка, дай посмотреть, что тебе подарил Грон! — накинулась я на секретаря, как только мы пожелали всем вокруг спокойной ночи и заперлись в своей келье.

Винтерс безропотно продемонстрировал красивый круглый прозрачный камень, похожий на наш бриллиант. Камушек ярко переливался разными цветами под светом тусклой лампочки и отбрасывал на стены мириады искр.