Я заваливаюсь на землю и кричу – плечо горит от дикой боли, рука бездвижно повисает вдоль тела.

Епископ снова зло хохочет. Надвигается на меня грузной тушей в золотом.

– Мерзкая полукровка. Беспомощная против самого бога.

Я сжимаю зубы и заставляю себя подняться. Едва дышу из-за нестерпимой боли, но стою твердо и смело. Больше я не притворяюсь бесстрашной. Я действительно не боюсь этого мерзкого человека – мне его жаль. Он погряз в своем безумии и желании приблизиться к тому, что мне дано от рождения, без возможности вновь обрести рассудок. Он напрочь лишился человечности. Но ее обрела я, повзрослев и поняв, что далеко не все в этом мире заслуживают жизни. Епископ ее не заслуживает.

Мне остается только одно: подпустить его к себе опрометчиво близко, как однажды сделал Тайлос.

Толстые пальцы обхватывают мою шею, толкают в стену, вызывая новую боль в плече, глаза горят безумием и жестокостью, губы растягиваются в хищном оскале. Кончик ножа упирается в грудь, там, где сердце.

– Твоим дружкам не удастся убить всех, – шипит епископ мне в лицо. – Перед смертью ты узнаешь, что церковь возродится. Она станет еще могущественнее. Еще сильнее! Потому что моими помыслами правит сам бог. Обещаю тебе, жалкая полукровка, однажды я очищу мир от таких, как ты.

– Прямо в сердце, верно? – хрипло усмехаюсь я, лезвие моего кинжала находится в том же положении, что и его. Рукоять липкая от собственной крови, и я чувствую, как сила увеличивается с каждой потерянной каплей. – Не ошибиться.

Епископ озадаченно опускает взгляд вниз:

– Ах ты ж…

Договорить он не успевает – я толкаю руку вперед и вкладываю в удар всю силу. Заставляю лезвие загореться, наращивая мощь огня до раскаленного состояния. Превращаю пламя в лаву, чтобы она растеклась, спалив все внутренности.

Епископ захлебывается собственной кровью, не в силах сделать вдох. Я коленом отпихиваю его от себя. Он делает ровно два шага назад, растерянно смотрит мне в лицо и, наконец, с шумом заваливается на камни мостовой. Грузное тело горит изнутри. Горит до тех пор, пока от него не остаются только обугленные останки.

Я резко выдыхаю. Грудь пронзает острая боль: из нее торчит нож епископа. Я знала, что такой вариант возможен, и все еще жива.

Я замораживаю нож вместе с кровью и, шаркая ногами, отправляюсь искать Тайлоса. Я знаю, он мне поможет, лишь бы был жив. Лишь бы я протянула еще чуть-чуть.

Мне кажется, что проходят годы, прежде чем я добираюсь до начала улицы. Голова кружится от бессилия, я часто спотыкаюсь о собственные ноги, но продолжаю упрямо идти вперед. Сейчас, когда я теряю кровь, сила магии увеличивается, поэтому мне удается поддерживать себя воздухом. Я иду на звуки продолжающегося сражения, добираюсь до замковой стены, переступаю через бездвижные тела. Столько смерти вокруг… Столько жертв… И все из-за человека, возомнившего себя рукой бога. Которого, может быть, и не существует вовсе.

Я поднимаю глаза к небу и вижу, как дракон вновь планирует вниз, к королевской площади. Снова слышу гул раскаленного огня и крики людей. Они оглушают и заставляют сердце сжаться от страха. Кто еще, кроме врага, сгорит заживо, попав под удар?

Я наконец добираюсь до разрушенных ворот осторожно ступаю по обломкам камней и ищу глазами в мешанине тел фигуру Тайлоса. Всполохи магии и звон стали переплелись в причудливом танце сражения эльфов и людей. Я вижу принца. Вижу Витанию, Сиариина, братьев Леорса и Веорса. Все они сражаются, используя доступное им оружие.

И я вижу Тайлоса.

Он использует меч так же ловко, как магию. Его лицо сосредоточено, движения быстрые и четкие. И это несмотря на ранение, полученное от огненного шара.

Я не зову мага, никаким образом не даю знать о себе, но Тай словно чувствует меня. Или хорошо знает. Возможно, он видел, как я отправилась вслед за епископом, и ждал моего возвращения, иногда поглядывая в сторону ворот.

Наши глаза встречаются, я заставляю себя улыбнуться, а взгляд Тайлоса наполняет ужас. Очевидно, вид у меня не самый лучший.

Мое появление отвлекает Тая от схватки с магом крови, и тот, пользуясь возможностью, заносит над головой меч. Я падаю на колени, перестав поддерживать себя воздухом, и вкладываю все остатки магии в силу своего удара, послав мощнейшую круговую волну воздуха, центром которой становится любимый мужчина. Я выкладываюсь до последней капли магии, и волна сметает всех на своем пути – и людей, и эльфов. Они подлетают невысоко и тут же опрокидываются на землю, как плоды с потревоженного деревца. Но меня волна не задевает. На губах появляется металлический привкус крови, в глазах темнеет.

Я из последних сил вынимаю из кармана вычурный крест и бросаю его на камни площади. Он со звоном падает и скрежещет, пока катится. Золото переливается на солнце.

– Ваш предводитель мертв! – говорю я так громко, как могу. – Война окончена. Сдавайтесь, или отправитесь вслед за епископом.

На последних словах я начинаю заваливаться вперед, но рядом появляется Тайлос. Он падает на колени рядом, берет меня в руки, переворачивая лицом к небу. Веки меня не слушаются, становятся тяжелыми и неподъемными. Я почти не чувствую боли, лишь облегчение оттого, что Тай жив.

– Ния, проклятие… Зачем? Я же просил тебя оставаться на балконе. Почему ты никогда меня не слушаешь? Почему рискуешь? Почему, не задумываясь, все время подвергаешь себя опасности?

– А как еще мы с тобой смогли бы встретиться? – шепчу я в ответ. – Как смогли бы полюбить?

Тай прячет улыбку и предупреждает:

– Будет очень больно, Ния, потерпи, ладно?

– Тай…

– Не сейчас. Дай мне помочь тебе.

– Тай. Я не виню тебя за маму и не собираюсь вновь ненавидеть. Она не могла поступить по-другому. Прямо как я недавно. Это был наш долг, по крови и по силе.

– Я рад, что ты это поняла. А сейчас помолчи.

– Я люблю тебя, мой беспощадный маг крови.

– И я тебя люблю, – касается он губами моего лба, – моя храбрая и дерзкая эльфийка.

Каждую клеточку тела пронзает такая нестерпимая боль, что я теряю сознание, потонув в собственном мучительном крике.

Я недовольно морщусь от резкого света, проникающего сквозь веки, обоняние улавливает знакомый с детства аромат трав. Мама залечивала похожим снадобьем мои исцарапанные коленки и локти.

Мама…

Сердце наполняет глухая печаль, я делаю вдох и открываю глаза. Королевские покои не изменились, но мебель