чем шепот, сейчас было бы похоже на крик. Он так близко. Всего один вздох. Легкий трепет, и мои губы окажутся на его губах. Дрожь щекочет мой позвоночник, искушая проверить теорию.

— Я никогда не причиню тебе боль.

Правда. Мои глаза дрожат. Как что-то может быть правдой и ложью одновременно? Как возможно, чтобы он имел в виду что-то совершенно искреннее, но я знаю, что это неправда?

— Но все это причинит мне боль.

— Все что?

— Все эти чувства. Я знаю, чем это закончится. — Это закончится холодным домом и односторонним браком. Это закончится эмоциональной войной со словами, которые острее любой стали.

— Тогда давай не будем о них беспокоиться, — предлагает он небрежно.

Это все, на что я надеялась.

— Неужели все может быть так просто?

— Я сказал себе, когда женился на тебе, что никогда не смогу полюбить человека.

— Не может быть, чтобы я когда-нибудь любила тебя. — Или кого-нибудь еще.

— Хорошо, тогда мы на одной волне. — Он продолжает наклоняться вперед, а я продолжаю отклоняться назад. Скоро я буду прислонен к подлокотнику и дивану. Скоро он будет сверху. По моему телу разливается тепло.

— Никаких эмоций? — Мои веки тяжелые. Каждое моргание дольше предыдущего. Его губы изгибаются, как коса, и я готова к жатве.

— Никакой любви. — Это звучит как обещание. — Хотя, если ты позволишь мне, я заставлю тебя почувствовать.

— Что почувствовать? — Мой голос дрожит.

— Все. — Слово повисло, пока он ждал моего возражения. Это точка невозврата, которую я предвидела несколько дней назад. Все в нем запретно, все кричит о душевной боли. Но я не буду дочерью своего отца. Я могу потакать этим физическим потребностям, не влюбляясь и не отдавая при этом всю себя.

Разве нет?

Прежде чем я успеваю переосмыслить ситуацию, его рот накрывает мой.

ГЛАВА

21

У него вкус меда с пряностями. Его кожа пахнет стружкой от нашей прежней работы и дымом от костров, освещавших площадь внизу. Его волосы щекочут мне лицо и щеки, обволакивая нас, защищая этот момент от жестокого мира, который обрушится на нас слишком скоро.

Я провожу кончиками пальцев по его бокам, пробегая по груди. Рубашка, которую он сегодня надел, распахнута почти до пупка. Она маняще свисает, и мои пальцы касаются его горячей плоти. Из меня вырывается стон, и он резко вдыхает, словно пытаясь поглотить то удовольствие, которое вызывает во мне само его существование.

Дэвиен смещает свой вес. Одна его рука лежит рядом с моей головой, другая — на моей щеке. Он ведет меня, слегка надавливая на челюсть и прощупывая языком. Я уже целовалась, один раз, но это было совсем не то. Мальчик дворецкого — в те времена, когда мы могли позволить себе дворецкого, — был всего на год старше меня, и мы оба были не более чем любопытные подростки.

Но Дэвиен целует меня как мужчина. Это лучше, чем все дразнящие мечты и потакающие фантазии, которые я когда-либо могла придумать. Я знала, как концептуально сочетаются мужчина и женщина... но ничто не могло подготовить меня к реальным ощущениям.

Его язык скользит по моему, и я выгибаюсь вверх. Я чувствую, как его губы притягиваются, и он снова ухмыляется. Мои брови сходятся. Мне неприятно, что его забавляет мое удовольствие. Я знаю, что я неопытна, а к его ногам, вероятно, бросаются полчища женщин.

Но я не настолько расстроена, чтобы оторваться от его поцелуя. Может быть, это из-за магии фейри, о которой мне еще не рассказывали. Я в плену у него с абсолютной готовностью. Мои пальцы проникают под его рубашку, следуя за ключицами. Они обхватывают его плечи, прижимая его к себе до того момента, когда нам приходится отстраниться друг от друга, чтобы вдохнуть воздух.

Его волосы продолжают отгораживать нас от мира. Его зеленые глаза светятся в темноте. Я провожу взглядом по контуру, который оставляет блеск от поцелуя на его губах.

— Прости, я...

— За что ты можешь извиняться? — перебивает он.

Алый румянец обжигает мои щеки.

— Я не очень хорошо разбираюсь в таких вопросах.

— Какого рода? — Он с лукавым блеском в глазах проводит пальцами по моей щеке и шее. Он теребит шелковый воротник моей рубашки. Никогда еще я не была так хорошо осведомлена о том, сколько ткани прикрывает меня и где именно.

— Ты знаешь, какого рода, — удается мне.

— Я хочу услышать, как ты это скажешь. — Его глаза переходят с моей груди на лицо.

— Такие, которыми леди моего положения не имеет права заниматься до свадьбы.

— До свадьбы..., — повторил он задумчиво. — Подумать только, я мог бы получить тебя давным-давно, но так и не получил. — Дэвиен снова наклоняется ко мне. Я наклоняю лицо, но он сдвигается так, что его губы касаются раковины моего уха, и хрипло шепчет. — А тебе бы это понравилось? Твой таинственный муж, чьего имени ты даже не знаешь, приходит к тебе ночью? Понравилось бы тебе ощущать мой вес на себе в темноте? Ты бы не сомкнула глаз, обшаривая мой силуэт в поисках хоть какого-нибудь намека на то, как я могу выглядеть? Или закроешь их и подчинишься каждой ласке моих рук и рта?

Каждый сантиметр кожи покрывается мурашками. Мое тело реагирует на его слова так, словно он физически прикасается ко мне, а не просто описывает, что он может со мной сделать. Старые боги, помогите мне, я думаю, что хочу, чтобы он сделал со мной.

— Тогда я подумала о тебе, — признаюсь я. Я не ожидала, что скажу ему об этом. Но сейчас меня ничто не держит от него, даже мое хранилище секретов. — Ночью я представляла, как ты приходишь ко мне.

— О? — Он хмыкает во все горло. Звук проникает в меня, превращая все оставшиеся у меня кости в расплавленный жар. — Расскажи мне, что бы ты могла себе представить.

Я подавляю стон. Почему я позволяю ему делать это со мной? Я должна оттолкнуть его и уйти. По крайней мере, так подсказывает мне здравый смысл. Но здравый смысл уже не властен надо мной. Все, о чем я могу думать, это о том, чтобы выполнить любое его требование, и я нахожу мрачный разврат