Надвигалась буря.

Она посмотрела в обе стороны объездной трассы, надеясь увидеть приближающуюся легковушку, грузовик, пешехода, хоть что-то… Дорога была совершенно пуста, если не считать силуэтов зданий вдалеке и каких-то обломков на асфальте: видимо, с грузовика сорвался груз из досок или бревен, которые теперь валялись поперек дороги вперемежку с пластиковыми креплениями.

Чтобы быстрее всего добраться до Хелены, надо было пойти по объездной направо, но слева от Ребекки высились какие-то дома, поэтому она решила сначала двинуться туда. Если хотя бы в одном из них живут люди, они окажут ей помощь.

Начал накрапывать дождь – его капли она почувствовала на своем измазанном кровью и грязью лице. Ребекка взмокла во время подъема по грунтовке, но теперь пришел холод: намокшая одежда плотно облепляла ее, но не давала тепла, поэтому когда она добралась до ближайшего дома, то дрожала мелкой дрожью.

Дом был страшным, полуразвалившимся, под металлической крышей грязно-серого цвета и без окон на фасаде. Ребекка попробовала открыть дверь, но та оказалась заперта. Она постучалась, но никто не откликнулся. Обойдя здание, Ребекка оказалась на заднем дворе. Он был полон какого-то немыслимого хлама и представлял собой кладбище старой техники и искореженных автомобилей. Было ясно, что никто не жил здесь годами.

Снова сверкнула молния.

Следующий дом был в паре минут ходьбы, но туда даже не стоило соваться. Он был заколочен, часть крыши обрушилась. Здание в ряду за ним выглядело точно так же. Единственное отличие на этот раз заключалось в том, что во дворе перед ним стоял трейлер – дом на колесах. Ребекка добралась до него и забарабанила кулаком в стену. Никто не отозвался.

– Эй! – прокричала она, стоя под дождем. – Есть кто живой?

Ни звука в ответ. Дверь в дом была заперта. Нигде и никого!

Значит, нужно поспешить на паромную пристань.

Там были люди, там можно попросить о помощи.

Она зашагала по трассе в сторону Хелены. Все время шел дождь, а теперь еще и начало темнеть. Значит, было уже гораздо позже четырех часов вечера.

Она вспомнила, как накануне примерно в это же время вошла в свой дом вместе с Кирой, держа Хлою на руках, как открыла двери и увидела закатное небо в задние окна гостиной. Кира попросила посмотреть телевизор, Ребекка разрешила, а затем услышала из гостиной заставку сериала «Дора-путешественница». Каждый день в четыре часа они смотрели его, сидя втроем на диване. В это время Ребекка никуда не торопилась, не бежала на кухню готовить еду, а тихо обнимала своих дочек, притянув их к себе. Золотое время только для них троих!

Но такая картина была слишком идиллической, расслабляющей. Она попыталась переключиться на воспоминания, которые придали бы ей импульс, зарядили бы энергией ее обессилевшее тело: вот Кира ловко строит пирамиду из своего конструктора на полу в гостиной, а Хлоя тянется к игрушкам, висящим над ее детским креслом.

Но тут ветер и дождь усилились, загремел гром, и Ребекке показалось, что построенная Кирой башня со стуком рушится. Ее захлестнуло отчаяние.

Почему все это происходит с ней?

Она попыталась успокоиться, вспомнить, что рассказывал ей Джонни. Ведь даже если она опоздает на обратный паром, который отходит в пять вечера, она сможет найти кого-то из персонала. Ведь сезон на Вороньем острове официально закроется только завтра. Тогда-то она и вернется домой, организовав до этого поиски Джонни.

Ребекка посмотрела на море сквозь стену дождя. Через несколько секунд весь горизонт окрасился светом молний. До настоящего шторма было еще далеко, но он неуклонно и угрожающе приближался к острову.

И тут вдруг Ребекку осенило. То было не воспоминание, а нечто реальное, то, что случится очень скоро здесь и сейчас.

И она побежала.

42

В комнате Стелзика был письменный стол, стоявший в углу, а на нем лежал ноутбук. В углу стола высилась стопка книг, рядом была папка с аккуратно подшитыми и рассортированными заметками. Но сначала Ребекка заглянула в шкаф: внизу в несколько рядов стояли банки с собачьими консервами, а на полках была разложена одежда Стелзика. Настоящий Стелзик не был крупным мужчиной, и Ребекка подумала, что его одежда подойдет ей гораздо лучше, чем та, которую она нашла на заправке.

Все это время Рокси продолжала бегать по комнате кругами.

Ребекка попробовала подозвать собаку, чтобы спокойно осмотреть стол Стелзика. Сейчас из-за метаний Рокси ей было трудно сосредоточиться. Но собака останавливалась только для того, чтобы понюхать кровать, матрас, простыни и одеяла, а потом вновь продолжала свои поиски пропавшего хозяина.

– Все в порядке, Рокси, – попыталась успокоить ее Ребекка. – Я понимаю, что ты чувствуешь.

В этом небольшом помещении Рокси ночевала почти семь месяцев. Каждый день она засыпала здесь рядом со Стелзиком. А теперь ее хозяина здесь не было. Он ушел не только отсюда, но и вообще из жизни.

Но его запах все еще оставался на его вещах.

Рокси наконец остановилась. Ребекка сняла с ее морды повязку: поврежденный глаз хотя и зажил, сохранил красноту, и Рокси им трогательно заморгала, словно убитый горем человек, пытающийся удержать слезы.

Ребекка положила руку собаке на голову.

– Как же я понимаю тебя, Рокси, – повторила она. – Понимаю тебя даже больше, чем ты можешь себе представить.

И она принялась перебирать вещи на столе Стелзика.

В ящике стола нашлись три блокнота для записей. Археолог уже исписал один из них, начал заполнять второй, но третий был пуст. Ребекка задумчиво полистала его страницы.

В магазине, ставшем ее пристанищем, она вела список припасов на внутренней стороне разорванной коробки из-под хлопьев. В блокноте, конечно, это будет делать проще. Значит, нужно не забыть захватить его с собой, когда настанет время вернуться в Хелену.

Все время, пока она оставалась на острове, она пыталась понять, почему на нее и Джонни открыли охоту. Почему Хайн и Лима добивались их гибели? Что такого они с Джонни могли сделать, чтобы вызвать такую неуемную жажду смерти? Ребекка была врачом и матерью, и ничего особенного в ее жизни не происходило. Джонни, хотя и считал себя писателем, работал помощником менеджера в захудалом магазине электроники и не опубликовал ни одной книги. В их преследовании не было никакого смысла. Долгими ночами Ребекка лежала без сна, пытаясь выстроить в своей голове хоть какую-то более или менее правдоподобную картину, но получался только хаос. Из этого хаоса Ребекка мысленно создала такую жизнь «после себя», в которой ни ее бывший муж, ни ее друзья не заявляют о ее пропаже, Ноэлла забирает ее дочерей, а Гарет плачет крокодиловыми слезами всякий раз, когда у него спрашивают, где Ребекка, а он отвечает, что не знает.

Она продолжала думать о Джонни и мысленно разбирать до мелочей