Геня хотела догнать его, объяснить этому мерзавцу, что он ошибся, что она порядочная девушка. Он же видит, как тяжело она трудится. А тогда у нее не было работы, вот она и… пошутила.

Ее беспокойство усиливалось с каждой минутой. По дороге домой она строила планы, как ему все объяснить. Придется разыскать его и добиться, чтобы он избавил ее от позора!

Дома, в тесной, неприбранной комнате, ее охватили страх и отвращение к такой жизни.

Геня занялась уборкой, но от волнения все валилось из рук. Что ему надо, этому чужому, незнакомому, гадкому человеку?

Кто он вообще такой?

И она решила, что придет туда в девять часов. Он будет ее ждать, она точно знает, чувствует, что будет. Ох и задаст же она ему! Он не имел права ее порочить. А теперь хоть на работу не являйся. И как она будет жить? Никого у нее нет, никто не поможет, не заступится.

Геня с нетерпением ждала половины девятого.

Ведь, чтобы не опоздать, надо выйти за полчаса.

1915

Отражение

Мысли о смерти редко посещали Германа. Физически крепкий, здоровый мужчина слегка за тридцать, он больше думал о жизни. Иногда, встретив на улице похоронную процессию, он рассматривал ее с любопытством. Однако большее любопытство у него вызывали живые, которые шли за гробом, а не тот, кто лежал под приколоченной крышкой. Герман с интересом рассматривал цветы и особенно красивых женщин, которые двигались за катафалком, изображая скорбь, но в их глазах все равно светились радость и желание жить.

Он тоже когда-нибудь умрет? Иногда эта мысль пролетала, но не затрагивала его слишком глубоко. В душе он вообще не верил, что ему предстоит умереть. Нет, это невозможно! Конечно, он чувствовал, как уходят годы, но все равно их осталось еще очень много, и до смерти так же далеко, как до неведомой страны, которая где-то есть, но попробуй до нее доберись.

Но вдруг умер его знакомый, весьма достойный человек. Сначала Германа поразила эта весть, даже испугала, но он быстро пришел в себя. Беспокоило только, что надо идти на похороны, а перед этим, наверно, даже придется зайти в дом покойного. Никуда не денешься, это был близкий знакомый.

Герман пошел. Около дома группками стояли люди, одних он знал, других нет. Герман услышал, как они расхваливают усопшего, и тоже высказался о том, какой это был замечательный человек. Жаль, что он скончался, очень жаль!

Герман подошел к крыльцу, поднялся на одну ступеньку и замер, не решаясь войти в дом. На другой стороне улицы прыгала через скакалку какая-то девчушка лет двенадцати, в платьице до колен, и ей совершенно не было дела ни до тех, кто пришел проводить покойного в последний путь, ни до самого покойного. Герман засмотрелся на девочку и, когда она упала, но тут же с веселым смехом вскочила на ноги и опять принялась крутить скакалку, чуть заметно улыбнулся:

— Прыгай, милая, прыгай…

Тут его заметил один из близких друзей покойного, поздоровался за руку и спросил:

— Что скажете, Герман?

— Ужасно… И так неожиданно… — напустив на себя серьезный вид, ответил Герман.

Знакомый пригласил его в дом.

Герман вошел. К счастью, тело было накрыто, но сразу же рядом возник какой-то родственник и дружеским тоном спросил:

— Хотите посмотреть в лицо покойного?

Из вежливости Герман чуть не ответил: «С удовольствием!», но вовремя сообразил, что эта фраза будет неуместна.

— Я хотел бы с ним проститься…

Родственник приподнял покрывало. Герман увидел, что мертвое тело выглядит не таким страшным, как он думал.

— Как будто спит, — сказал он тихо.

— Да, — с философским спокойствием согласился родственник, — будто уснул.

И снова прикрыл лицо покойного, словно не желая тревожить его сон.

И покойный снова стал для Германа таким чужим и далеким, как если бы они никогда не были знакомы.

Объявили, что прибыл катафалк. Пора было выносить тело.

Герман почувствовал, что обязан помочь. Он взялся за ручку гроба.

Подошли еще семь человек. Вместе подняли гроб, оказавшийся очень легким. Герман лишь поддерживал его, совсем не чувствуя тяжести.

Гроб водрузили на катафалк, и Герману предложили идти рядом.

Он шагал возле катафалка, который медленно везли два высоких вороных коня, и смотрел вперед, стараясь ни с кем не встречаться взглядом, будто стеснялся, что вынужден участвовать в этой странной, непривычной для него церемонии.

И так, шагая, он вскоре забыл, что сопровождает гроб, в котором лежит покойник. Герману стало казаться, что он даже не знает, зачем эта церемония вообще проводится.

Он начал думать о своем, о планах на завтрашний день, о том, что надо поменять жилье, о заработке и вообще о будущем.

Замечтавшись, он огляделся по сторонам. Сопровождающих стало гораздо больше, чем было вначале. Герман повернулся к гробу на катафалке.

И чуть не подпрыгнул от ужаса. Он только сейчас заметил, что в стеклянной стенке гроба, затянутой с внутренней стороны черным сукном, все отражается точь-в-точь как в настоящем зеркале. Было страшно опять повернуться к гробу, но именно из-за страха тянуло посмотреть еще раз. Герман собрался с духом, все-таки посмотрелся в это необычное зеркало и нашел, что выглядит неплохо. В домашнем зеркале он привык видеть себя таким же, только сейчас был более серьезным, более собранным.

Значит, смерть не так уже и далека! Там, внутри, лежит его знакомый, а он, Герман, отражается в его гробу.

И не он один. Отражаются и все остальные, кто провожает усопшего в последний путь. Всех захватило в плен стекло, затянутое черным сукном, и, хотя они идут, разговаривают, о чем-то думают и строят планы, их тени уже там, а потом понемногу, друг за другом попадут туда и они сами.

Герман встретился со смертью лицом к лицу и спокойно посмотрел ей в глаза. Он с трудом оторвался от зеркала, в котором неуклюже двигались участники похоронной процессии, и оглянулся на них. Они не знали о его открытии. Шли, притворяясь скорбящими, но у каждого были свои надежды, свои планы, и никто не замечал, каким нелепым и беспомощным он выглядит на стеклянной стенке гроба.

И Герман с трудом подавил улыбку.

1916

Две матери

Эту историю рассказал мне мой друг, у которого любимая жена уже два года в лечебнице, в отделении для тихих душевнобольных.

Для душевнобольных! Так мы называем всех, кто слишком явно отличается от нас словами, поступками и мыслями.

Поначалу болезнь проявлялась в том,