в одиночку, поскольку общественная дискуссия невозможна даже в кухонном формате. Россия ждет момента, когда снова соберется в единую аудиторию, а будет ли кому собираться — и главное, где? — остается неизвестным. В современной России все гадательно.

Украина — другая: во-первых, очевидно, что она будет существовать не только духовно, но и территориально. Как бы ни развивалась дальнейшая украинская ситуация, это будет страна, дружить с которой престижно, восстанавливать которую почетно, это будет страна, одержавшая духовную победу ровно в тот момент, когда ее президент отказался из нее бежать и остался в атакуемом Киеве. Победа Украины — вопрос времени, и это тоже создает неприятную ситуацию отсрочки: все ждут, когда очевидный факт можно будет констатировать. Украина уже победила — духовно, интеллектуально, да и по чисто военным показателям, потому что многократно превосходящий противник не только не может ее раздавить, но и отдает уже завоеванное. Все, что может предложить миру Россия, она уже продемонстрировала на Донбассе: бесконечно далекий от сусально-архаического идеала криминальный бардак с пытками «на подвале». Весь мир ждет, пока проигравшая страна признает свое поражение — но она не собирается ни признавать, ни замечать его. «Мата своему королю он не заметил», пророчески писал Аксенов. Россия старательно делает вид, что чем хуже, тем лучше, и в этом понимании действительно не может проиграть, поскольку нельзя настолько ухудшить ее положение, чтобы народ восстал и сменил конструкцию государства. У России только один путь — глубже вниз, до той стадии, пока кадровый голод и всеобщая деградация не разрушат экономику, транспорт и всю небогатую инфраструктуру. Сложные системы уязвимы, но российская система очень простая. На глазах у всего мира, деградируя и проваливаясь все глубже в совершенно дикарскую жестокость, Россия безнаказанно разрушает украинские города и убивает мирных жителей, а мало что есть на свете более угнетающего, чем зрелище абсолютного, сознающего себя, наглого зла, с которым ничего не сделается, пока оно не уничтожит само себя.

Пасьянс означает терпение. Толстой раскладывал пасьянсы, по свидетельству Софьи Андреевны, когда у него не шла работа — то есть когда с неодолимым препятствием сталкивалась мысль. Дальше, когда концепция вырисовывалась или нужный тон находился, ему хватало профессиональных навыков, чтобы это развить; но, когда мысль сталкивалась с препятствием или материал не находил адекватного стилистического оформления (грубо говоря, старый стиль казался фальшивым на новом материале), он пытался получить подсказку у мироздания. Пасьянс сходился, не сходился, переделывался, а мысль работала и вгрызалась в препятствие. Чувство такое, что Господь не находит решения или стиля — и потому раскладывает пасьянс. В конце концов, творческий кризис бывает не только у Толстого.

Мир лихорадочно нащупывает логику в хаосе. Но у Бога времени много, а Украине приходится действовать здесь и сейчас. И пока я раскладываю пасьянс, Зеленский говорит и действует, а Залужный выстраивает оборону, а ВСУ реализует план контрнаступления. Людям приходится жить, прежде чем они сформулируют для себя как и зачем.

Вообще эта книга — как всякая другая, но эта в особенности, — была своего рода аутотерапией: от 55 лет моей русской жизни не осталось практически ничего (кроме текстов — но тексты сами по себе ничего не значат). Эту жизнь я отрезал, а начинать новую — интегрироваться в американскую литературу, выстраивать американские связи — нельзя без очень сильной мотивировки. И для меня это было именно попыткой подзарядиться — никакой другой прагматики у этой книги нет, потому что ничего, кроме синяков и шишек, она мне гарантированно не принесет: человек, в жизни которого не осталось практически никакого смысла, заряжается от человека, жизнь которого, без всяких к тому предпосылок в прошлом, наполнена смыслом до краев. От него, а не от кого-либо еще на свете, зависит в ближайшее время само выживание человечества, мое в том числе. Ну так получилось. Молния такая в него ударила. Он ничего для этого не делал и ничем этого не заслужил. И думаю, он был бы счастлив, если бы эту чашу как-нибудь пронесли мимо него, но его не спросили. Подтверждать наличие у мира смысла и замысла выпало ему, и он справился. Справился уже, вне зависимости от финала, и скомпрометировать эту главную свою удачу он может многообразно — а все равно не до конца.

И эту книгу я пишу, не зная, как она закончится, а при худшем раскладе читать ее вообще будет некому. Утешает меня то, что жить свою жизнь тоже приходится до окончательного вывода о том, как ты жил и как надо было. Интермедия закончилась, душу отвели, спасибо за внимание, поехали дальше.

Часть вторая. ТРАГЕДИЯ

Новогодний «Вечерний квартал»-2022 получился удивительно несмешным, но вот парадоксальное чутье: в нем принял участие Зеленский. Два года он не приходил на новогоднее шоу к своей команде — не желая, видимо, ассоциироваться с прежним комическим имиджем — а тут пришел и, разумеется, с Ермаком. (На эту тему тоже пошутили: «С кем он? А, можно было и не смотреть».)

Все шутки оттуда звучат сегодня иначе: вот теща явилась в гости — молодая семья ее выпроваживает: «В Бучу? На такси? Это же тыщи три...» Песня Ильи Лагутенко — о том, что «Потерпи немножко, будет веселей» (старый седой Лагутенко — ах, Господи, какое вообще все старое, заношенное, как шутки про тещу...). Но все-таки он пришел к своим и героически изображает веселье — хотя мы уже знаем, что в это время британская и американская разведка забрасывают его донесениями о сгущении российских войск на границе... Пожалуй, только в одной шутке — тоже невеселой — есть доля истины, которая и придает юмору подлинность: «Как я вас любил! — говорит ему актер, изображающий недавнего фаната. — И в один день разлюбил». Пожалуй, эволюция народного отношения к Зеленскому изображена тут с небывалой достоверностью. Не зря в самом начале «Квартал» озвучивает мысли президента, точно имитируя его знаменитую хрипоту: «Давно я не видел так много людей... без плакатов».

Все-таки небывалой интуицией надо было обладать, чтобы прийти на съемки новогоднего «Квартала»: теперь уже ясно, что это было прощание. Потому что наступивший год тигра навсегда отделил Зеленского от его комического образа, а Украину — от русского контекста. Вероятно, это было последнее украинское новогоднее шоу на русском языке.

Главными символами спецоперации (как называли войну на путинском новоязе) стали две латинские буквы — V и Z. Они были намалеваны на бортах грузовиков, на броне танков и боевых машин, на фасадах театров, руководство