менее масштабной войны так и было. Это выбор тупиковый, при всем таланте потенциального военного. Есть надежда, что обойдется, но первые реакции на заявления Арестовича показывают: ему охотно верили, когда он утешал и повышал самоуважение страны, но совершенно не верят, когда он обличает. У него были бы отличные шансы прийти к власти, если бы выборы проводились среди российской либеральной интеллигенции, но ее мнение в Украине встречают либо равнодушно, либо враждебно. Так что придется ждать еще пять лет (если следующие выборы состоятся вообще), пока Украина разочаруется в военных... или не разочаруется, и это отдельный сценарий с серьезными развилками.

Правда, возглавить оппозицию — пожалуй, еще более выгодный для Арестовича вариант. Тем более что поводов для критики тут будет более чем достаточно: и языковая проблема, которая никуда не делась, и пресловутая коррупция, у которой тоже высокие шансы никуда не деться, и война, которая может никуда не деться в ближайшие годы, если Господу не надоест российская власть. Думаю, ни у кого уже нет иллюзий, всем ясно, что Путин — значит «война», пусть даже с мирными паузами, которые России нужней, чем Украине, и уж явно они будут использоваться не для мирного развития. Как видим, все эти проблемы дают оппозиции замечательное поле для критики власти — при условии, что оппозиция в Украине останется и будет иметь прежние права. Военное время в этом смысле непредсказуемо. Интересно посмотреть на аргументы, которыми Арестович будет агитировать за мир, хотя атмосфера в стране к тому времени может измениться и усталость возьмет свое. Но думаю, что роль лидера оппозиции, причем вечной, без шанса взять власть, для него значительно более вероятна.

И, добавим, куда более выигрышна. Арестович как руководитель может оказаться невыносим, зато Арестович как рупор или лидер оппозиции — настолько же на своем месте, насколько Зеленский оказался на своем. Поддержка значительной части интеллигенции ему гарантирована. Главное же — это будет очень интересно, как интересно все, связанное с этим феноменально одаренным человеком.

И то, что я надеюсь остаться его горячим сторонником, тоже одна из гарантий его вечного неприхода к власти. Те, на чьей стороне я сражаюсь, обычно проигрывают, хотя и красиво, с попаданием в историю. Эта закономерность много раз приводила меня к искреннему желанию сыграть наконец на стороне российской власти, но у них чутье не хуже моего, и они меня, конечно, не примут.

Слава Богу, ограждающему нас от наимерзейших соблазнов.

5.

Вот отрывки из нашего стрима 30 июля 2023 года.

— Если помните, мы с вами говорили о том, что из амплуа всеобщего любимца вы непременно перейдете в амплуа всеобщего врага.

— Я всегда был в этом качестве. Очень многие люди не понимают, за что меня ругают в Украине. Они думают, что я враг украинского общества, враг украинской идеи, они еще не знают, что я враг всякого общества и всякая идея, кроме своей, мне чужда. Они не понимают, насколько выгодно иметь дело с врагом. Враг всегда честен — по крайней мере такой, как я. Враг всегда говорит все как есть. Он единственный, кто может спасти некоторые общества от самих себя. Война — повод заняться работой над собой.

— Вы уверены, что после такой войны украинское общество не станет националистическим и не скатится в архаику? Война никогда не улучшает нравы.

— Война — это хороший повод заняться эволюционной работой над собой. Но для очень многих — повод наконец сладострастно деградировать, снять с себя последние ограничения, объяснить все войной по принципу «Война все спишет». Сбрасываем с себя последние сто лет человеческого. Да, война портит нравы. Как герой «Трудно быть Богом» — он уже не хотел быть землянином, не хотел быть коммунаром, он хотел рубить, предавать огню... Очень многие радостно в это кинулись. Но с другой стороны — очень много еще здравого смысла, и людей, которые хотят странного, тоже хватает.

— Американцы требуют выборов в марте 2024 — как вы на это смотрите и пойдете ли на них?

— Надо сразу уточнять: какие американцы. Сейчас это общество, в котором почти идет гражданская война идеологическая, друг друга они не любят значительно больше, чем внешних оппонентов. Если выбор будут — да, конечно, я на них пойду. Назвался груздем — полезай в кузов. Если я взялся строить мир Полдня, лучший инструмент для этого — политическая власть. Моя роль — написать пролог к миру Полдня.

— Можете ли вы на этих выборах стать голосом всех русскоязычных?

— Нет, меня слишком много, чтобы стать только голосом только русских и только русскоязычных. У меня масса украиноязычных сторонников. Для меня вообще не на первом месте проблема языка, хотя мне старательно лепят этот то ли ярлык, то ли жупел. Я не подбираю остатки партии Медведчука «Оппозиционная платформа за жизнь». Безусловно, я защищаю русскоязычных, и безусловно, я готов работать с хорошими русскими, да вообще со всеми хорошими — китайскими, американскими... Я хочу встать между людьми и системой. Систему тех, которые сжирают, унижают и убивают, — сломать. И создать общество творческих свободных людей, построенное на доверии, радости и любопытстве. Как вы понимаете, я неоднозначный человек сегодня в Украине. Однозначный — Залужный. Его обрабатывают все, он выдерживает непрерывные атаки политических предложений. Мы, слава Богу, имеем возможность говорить один на один, и насколько я знаю, он чурается политики. Он военный до мозга костей в высшем смысле этого слова, его беспокоят военные опасности, существующие вокруг Украины в перспективе двадцати лет, и он хочет радикально перестроить систему национальной безопасности, в частности, вооруженных сил. У него кабинет завален военной литературой, и он находит время по 5–10 минут в сутки, но все-таки прочитать еще один абзац.

— Как Зеленский выдержал текущую ситуацию? Когда война рутинизировалась, возможно, нужен другой человек?

— Зеленский выдержал эту ситуацию, потому что он очень сильный человек и очень амбициозный, и набор его качеств идеально подошел к этой ситуации. Он политик переходного периода, если смотреть с исторической высоты, и должен осуществить переход от старой украинской республики, — которая на самом деле СССР-2, только гораздо хуже по эффективности, — к новой. И история ему воздаст должное за то, что он согласился быть фигурой перехода. Через пятьдесят лет, оценивая его деятельность, потомки подведут баланс в его пользу. Умные всегда поймут, что добровольное распятие как способ перехода — это дорогого стоит, если он понимал. А он,