— Вопрос неизбежный: не кажется ли вам, что коррупция — изнанка национального характера, что это способ выживания, традиция, почти фольклор, народный промысел? В Рейхе не было коррупции, так ведь это хуже...

— Коррупция как механизм выживания — да, это традиция. Без коррупции люди бы не выжили, даже необходимо было коррумпировать всех этих поляков, москвичей, турок... Бытовая коррупция — пристроить родственника, врачу дать триста долларов и в детский сад занести сто, чтобы ребенка взяли... Это как выпить на дорожку. Но если это воровство из бюджета на крови — это уже не вопрос национального характера. Это вопрос национального выживания. В Украине с самого начала, с девяностых, власти создали систему, когда талантливый человек не может с ними конкурировать, потому что они используют государство.

— Путин говорит, если бы не Майдан — не было бы войны. Мы понимаем, что это ложь, и все же: как вы сегодня оцениваете Майдан?

— Это слишком комплексное явление. Я и тогда говорил, что Майдан напугал политиков по обе стороны границы Запада с Востоком. Это было и борьбой одних олигархов против других, и народное вече, восстание, попытка не дать развернуть курс Украины... Это исторический вызов для народа, самоорганизация и самозащита там была очень интересная, замечательные культурные формы рождались. Это атмосфера совершенно специфическая, когда пятьсот организаций, часто ненавидящих друг друга, там топчутся на одном пространстве — но никто никому не отдавил ногу и все делают общее дело. Я это назвал хроноплазмом. 31 декабря 2013 года было прямое включение с Майдана, и за мной в этот момент тучи разошлись и как бы столб света опустился — у меня сохранилось где-то в фотках. Майдан показал, какой может быть новая Украина, какие социальные формы новые она может предложить миру. А все остальное... Ну конечно, как любое явление, он был и немножко заговором, и немножко инспирирован — в том числе Россией и борьбой народа за национальное самоопределение... Я согласен с определением «Революция достоинства». Просто мы еще не довели ее до конца.

— Каковы сегодня самые опасные политические силы политические силы в Украине?

— Те, кто хотят установить моноэтнический и монокультурный проект. Я не считаю никого из них серьезной и, честно говоря, с большой иронией к этому отношусь. Украине надо строить новую цивилизацию, а потом распространять опыт, в том числе и на Запад. Я не стесняюсь говорить об этом прямо: Запад в тупике, исчерпан потенциал развития, нет картины будущего. Великий светлый Запад, на который все молятся, его давно уже нет, больше ста лет. И это интересно: как говорил генерал Дудаев, чем больше врагов, тем интереснее.

— Можно ли воевать с фашизмом и не заразиться им? Вообще, это все на месяцы, годы или на десятилетия?

— Я думаю, что где-то до весны следующего года вплотную станет вопрос о способности Российской Федерации в ее нынешнем виде поддерживать технологическую войну. Уже не хватает боевой техники, это уже что-то среднее между армией и ополчением. Призвать они могут еще семь миллионов, но это же не победа в войне. Не заразиться — вполне возможно, у нас, пожалуй, есть даже некоторый иммунитет.

— Запад будет давить на Украину для компромисса «территории в обмен на мир»?

— Такие публичные голоса раздаются, причем не из последних людей — начальник штаба НАТО, потом советник Рейгана по нацбезопасности, доктрина Киссинджера опять же... Зеленский уже ответил блестяще: если хотите, мы готовы отдать Белгород.

Выход сил обороны Украины на границы 1991 года сегодня еще нереален: в нынешнем виде мы не можем выйти на границы, нам не хватит вооружения, военной техники, качества военной подготовки — нужно радикально изменить систему тыла в Украине или нарастить в разы поддержку Запада, чего тоже не видится пока. А вот, например, Крым мы взять можем, и пофиг нам на любую кнопку.

— Мне кажется, в случае проигрыша на выборах вы отлично смотрелись бы в качестве лидера оппозиции.

— Я всегда буду в той точке, которая наиболее эффективна для достижения моих целей. А будет ли это высшая должность государства, будет ли это там фракция в Верховной Раде, лидерство в оппозиции... Я свой пролог напишу в любом случае и на любом месте.

— Как вы себя поддерживаете в состоянии психического равновесия, когда весь мир жалуется на депрессию?

— Есть такая метафора хорошая: мы сели в машину и поехали в Одессу, а вдоль трассы стоят люди, которые плюются, кидаются банками, пытаются в нас стрелять, держат плакаты, на которых написано: «Не в Одессу, а в Николаев! Наше счастье в Николаеве! Все, кто едет в Одессу — негодяи и агенты ФСБ!». Повернем ли мы от этого в Николаев? Испортится ли у нас настроение? Лично у меня оно только поднимется. Я все это хаваю на завтрак.

— Как вы думаете, у Путина сейчас ощущение победы или провала?

— С одной стороны, он понимает, что провалился и построил совсем не ту государственную машину, которая способна решить его политические элементы исторических задач по восстановлению СССР. С другой стороны, глядя на Запад, который, прости Господи, откровенно спасал его во время марша Пригожина на Москву, он понимает, что этих лохов можно доить еще очень долго. И ширнармассы в России еще долго можно насиловать, и никто не будет возражать. Он-то лично не страдает, у него икры на бутерброде меньше не стало от всех этих санкций. То есть он потерпел поражение в своих генеральной цели изменить карту мира, историю мира навсегда, как он пытался. Но уж кампанию он надеется свести как минимум в ничью. Политические часы Путина еще тикают, но его историческая фигура больше не существует при любом исходе войны. Россия как мировая держава закончилась. Путин прикончил историческую Россию, она все еще остается, а вот история ее уже закончилась.

— Опять неизбежный вопрос: я считаю, что это не колониальная война.

— Антиколониальный дискурс — одна из ведущих глупостей, которые у нас старательно пытаются утвердить. Украина никогда не была колонией, более того, она была в значительной степени создательницей Российской империи, Советского Союза и держательницей ключей. Не было никакого колониализма и близко. Это же был такой симбиоз, проект Феофана Прокоповича. Ему нужно было найти православную государственность, он понимал, что в Украине никогда не будет никакой государственности, и нужно было сильное серьезное экономическое государство, которое способно оплатить им их привилегии, их способ жить — и