у гаражных ворот.

— У тебя подгорает? — спрашивает Богдан с лёгкой полуулыбкой, расстёгивает пуговицу на чёрном деловом плаще и наконец-то забирает из моих рук годовалую дочь.

— Па-а, — с улыбкой выдыхает наша девочка и моё сердечко, несмотря на то что я заведена до предела, рассыпается словно большой слипшийся кусок сахара.

«Па-а» заботливо поправляет белый помпон на шапке Софийки и целует пухлую, покрасневшую щёчку. Зависаю не в силах оторвать взгляда от них…

Дочка хохочет от соприкосновения с колючей щетиной отца, но всё равно от него не отлипает.

— Ну, что малышка? Пойдём, — вздыхает тяжело Богдан и озирается. — Установим в кабинете манеж и надерём задницу отделу продаж по супер — зуму?

Усмехаюсь и стираю еле заметные пылинки с плеча Богдана.

Всё-таки родительство после тридцати — совсем другое дело. Особенно отцовство! С помощью него я полюбила собственного мужа ещё сильнее, поняла его ещё больше. Я им восхищаюсь и горжусь.

Разве может быть иначе?!

Но…

Он обещал приехать в двенадцать!

На часах начало второго, и я дико опаздываю…

— Я просила тебя пораньше. Просила ведь?

Иду к своей машине и закидываю сумочку с документами на заднее сидение.

— Я собеседовал нового дивизионального директора, — говорит с недавних пор собственник федеральной сети автозаправочных станций. — Было бы глупо заявить, что моя годовалая дочь не сидит ни с кем, кроме собственных родителей, а моя супруга при этом умудрилась устроиться в администрацию города на одну тысячную ставки.

Посмеиваюсь в высокий воротник пальто.

— У меня четверть ставки младшего специалиста отдела социальной политики, — выговариваю гордо. — И двухчасовой плавающий график.

Соболев скептически морщится. Ёрничает. Я ведь знаю, как гордится мной. И друзьям, и маме рассказывает.

— Напомни, сколько составляет месячная ставка у специалиста такого космического уровня?

— Двадцать пять тысяч общими начислениями, — проговариваю с достоинством, усаживаясь на водительское кресло и вставляя ключ в замок зажигания.

Поправляю волосы, поглядывая, как дочь дует губы. Строю ей мордочки и снова уставляюсь на её сногсшибательного отца.

Год назад он всё-таки бросил курить. Вместо этого занялся спортом, и теперь ещё рельефнее и ещё привлекательнее.

А моё «лактационное» либидо не железное!

— Двадцать пять тысяч. Замечательно, — цедит Соболев. — Просто прекрасно, дорогая. Шесть тысяч двести пятьдесят рублей, — молниеносно считает мою заработную плату.

— Не совсем так, — серьёзно отвечаю, еле сдерживая смех. — Минус налоги, любимый.

Он весело хмыкает.

— Это в корне меняет дело, — склоняется и целует меня в щёку. — Будь осторожна и… за такие деньги ты просто обязана там надрать всем задницу.

— Я подожду, пока закончу учиться, — невозмутимо прикрываю дверь и резко стартую в сторону администрации города.

Если честно, уезжать из дома — каждый раз пытка.

Наш третий ребёнок. Наша Софа родилась примерно год назад.

Оказывается, первые месяцы я даже не подозревала о беременности. Когда сделала тест, он уже был малоинформативен. Не знаю, по каким таким факторам Соболев догадался затащить меня к врачу, но результат ошеломил нас обоих.

Тринадцатая неделя…

Дочь…

Живота практически не видно?..

Так бывает.

Я радовалась как ребёнок. Сердце заходилось в предвкушении. Потом была довольна спокойная беременность и тяжёлые третьи роды. Снова кесарево сечение и несколько месяцев реабилитации.

Тогда я поставила цель во что бы то ни стало насладиться первым годиком нашей Софийки. И у меня получилось.

А сейчас я пытаюсь построить карьеру в перерывах между кормлениями.

Ситуация усугубляется тем, что Софа не признаёт нянь и бабушек. В целом мире, для неё есть лишь два взрослых человека, на которых можно положиться — мама и папа. Я, конечно, первое время волновалась, перебирала подходящие страшные диагнозы из интернета, а потом плюнула и обратилась к детскому психологу.

Специалист выслушала нашу предысторию и вынесла вердикт — у дочери ярко выраженный страх потерять близкого и всё дело в том, что на первые месяцы беременности пришёлся наш несостоявшийся развод.

Я была поражена, разве такое бывает? А Богдан сперва отнёсся к данной информации с долей иронии, но сразу перестал настаивать на няне. Сухо произнёс: «Сами справимся».

С переменным успехом, но мы правда стараемся.

Провожу на работе свои законные два часа, занимаясь монотонным трудом по заполнению картотеки многодетных семей, которую сама же и придумала. Запахнув пальто поплотнее, залетаю в соседний книжный магазин и выбираю необходимую литературу для написания курсовой работы.

Пока дожидаюсь на кассе, вынимаю из сумки телефон и наведываюсь в приложение компании, занимающейся видеонаблюдением в новом доме.

Умиляюсь Соболеву, который держит на руках нашу мирно спящую дочь и ведёт очередное совещание, настолько, что пропускаю свою очередь. Так и стою посреди магазина с мобильным в руке и широко улыбаюсь.

Вот оно счастье!

Пока еду в школу за старшими детьми, вдруг вспоминаю события двухлетней давности.

Этот опыт останется навсегда не только в нашей с Богданом памяти, но, как оказалось, ещё и в ДНК нашей дочери.

Болезненный опыт… но такой важный!

Ведь только теряя, можно найти что-то особенное!

Сейчас, спустя время, кажется, ничего страшного тогда не произошло, но каждый раз, проезжая мимо здания городского суда, грудь стискивает пронизывающий страх.

Страх, что всё могло закончиться…

Наверное, спроси у ста женщин: «Развелись бы они тогда, в моей ситуации?», девяносто девять ответили бы: «Да!». Но я оказалась той, что решила по-своему.

Потому что не бывает одинаковых семей и одинаковых разводов.

Каждый развод — это либо избавление, либо боль. Каждая семья — это тяжёлый крест или великое счастье.

И выбираешь только ты!

Вечером, лёжа в постели и целуя в кудрявую макушку чавкающую младшую дочь, чувствую тёплое прикосновение сзади.

— Уснули? — спрашиваю шёпотом.

— Да, — хрипит Даня, упираясь подбородком в моё плечо. — Наконец-то, скоро каникулы.

— Это точно.

Он смотрит, как Софа терзает мою грудь, а потом трудно вздыхает.

— Устал?! — спрашиваю, поворачивая голову и тычась носом в гладко выбритую щёку.

Не ощущать от него запах сигарет необычно. Второй год привыкаю.

— Есть немного. Может, ну его на хрен, Ян? Кому ты хочешь доказать что-то в этой администрации?

— В первую очередь — себе.

— Ничего не изменится.

— Посмотрим.

Даня мотает головой и грубовато целует.

— В кого ты только такая упёртая?!

На отца намекает. Мы практически с ними не общаемся. Редкие встречи ради Маши с Ваней и без присутствия Богдана.

— Может, ты ещё и мэром станешь? — с иронией проговаривает.

Хихикаю в подушку и забираю грудь у спящей Софийки. Осторожно, чтобы не разбудить разворачиваюсь к мужу и крепко обнимаю.

— Может быть, и стану, — отвечаю легкомысленно, заглядывая в лицо. — Сомневаешься?!

— В тебе? Ни разу, — посмеивается он и целует в губы. —