Нин Инъин тотчас ворвалась в хижину с громким топотом. Вскинувшись от испуга, Шэнь Цинцю мягко упрекнул её:

– В чём дело? Разве деве подобает врываться в дом в подобной спешке? На что это вообще похоже?

Глаза Нин Инъин стремительно краснели, пока она не начала походить на крольчонка:

– Учитель, вы… вы голодны? Я могу приготовить что-нибудь для вас!

– Нет нужды, – сухо кашлянул Шэнь Цинцю. – Ступай забавляться дальше.

– Учитель, даже если А-Ло больше нет, у вас ведь всё ещё… всё ещё есть другие ученики! – притопнула ножкой Нин Инъин. – А вы в последнее время такой… отстранённый, словно… словно утратили душу, и ваши ученики с ума сходят от беспокойства за вас!

Шэнь Цинцю никогда не думал, что такую фразу, как «словно утратил душу», можно будет применить к нему.

На самом деле на такой стадии достижения бессмертия не имело значения, принимает он пищу или нет: он ел лишь чтобы потрафить своим вкусам, наслаждаясь любимыми блюдами, и вот ему захотелось отведать лёгких закусок. Он всего лишь на мгновение забылся, совершенно выпустив из виду, что уже сбросил Ло Бинхэ в Бесконечную бездну, только и всего, – а его тотчас заклеймили «утратившим душу»!

Шэнь Цинцю открыл было рот в бесплодной попытке оправдаться, но увидел, что Нин Инъин вот-вот расплачется. Он поспешил утешить девушку, которая лишь после его клятвенных заверений, что он просто оговорился, прекратила хлюпать носом.

Выдворив ученицу, Шэнь Цинцю испустил долгий вздох. И тут на него внезапно снизошло осознание, что эта девица, в оригинальном романе являвшая собой редкостный образец легкомысленности и избалованности, постоянно попадая в неприятности и путаясь у всех под ногами, в последнее время, вопреки ожиданиям, заметно выросла как личность.

Следует иметь в виду, что Нин Инъин, войдя в гарем Ло Бинхэ, стабильно удерживала первое место по слезливым истерикам, – и вот теперь она сама пытается утешить наставника.

Интересно, можно ли расценивать это как его педагогический успех?

Короче говоря, так больше продолжаться не может!

Прежде тем, кто взращивал мирно пасущегося ягнёночка-главного героя, определённо был он, Шэнь Цинцю, – отчего же теперь кажется, будто главный герой всё это время вскармливал и обихаживал его? Он не виделся с Ло Бинхэ всего ничего – и вот уже пугает собственных учеников видом несчастной вдовицы, только что потерявшей супруга!

«Тьфу ты, что я такое горожу! – Шэнь Цинцю мысленно отвесил себе оплеуху. – Какая ещё вдовица?! И у кого это тут, спрашивается, умер муж?! Это ж надо додуматься до подобной хренотени! Деградируешь день ото дня, откуда тут взяться нормальным мыслям? Взгреть бы тебя как следует!»

При всём при этом он не мог не признать, что без Ло Бинхэ ему и впрямь было слегка одиноко.

Но в особенности горько становилось при мысли, что пять лет спустя, когда те, кто прежде был любящим наставником и почтительным учеником, свидятся вновь, за мягкой улыбкой будут прятаться лишь коварство и жажда крови.

Собрав обломки Чжэнъяна, Шэнь Цинцю кое-как вырыл для них яму на задворках Бамбуковой хижины и поставил табличку, соорудив таким образом могилу меча. Остальные, глядя на то, как он в прострации сидит перед надгробием, думали, что Шэнь Цинцю скорбит по любимому ученику, и поневоле вздыхали в немом сочувствии столь глубокой привязанности, сетуя на злую волю судьбы, что глумится над людьми. Лишь он один знал, что горюет не по человеку, а по похороненному в этой могиле лучезарному и тёплому, будто имя его меча, мальчику, что уже никогда не вернётся.

Однако тем, что привело его в полный раздрай, заставив вознести мольбу к небесам, было сообщение от Системы, которая, очнувшись после нескольких дней безмолвия, прислала ему бесчеловечное в своей чудовищной жестокости уведомление:

[Примите поздравления! Вы успешно завершили основную миссию «Зарождение легенды: Падение и возвращение Ло Бинхэ». В качестве награды главному герою начислено 10 000 баллов крутости.]

Но не успел Шэнь Цинцю обрадоваться, как за этим последовало:

[С учётом непредвиденных обстоятельств вводится новый показатель: «Баллы разбитого сердца Ло Бинхэ». Поскольку значение баллов разбитого сердца превышает норму, уровень крутости главного героя обнулён. Пожалуйста, приложите больше усилий!]

Обнулён… Обнулён… Обнулён…

Это слово бесконечно прокручивалось в сознании Шэнь Цинцю…

«Что это ещё за чёртовы баллы разбитого сердца?! Разве я не просил тебя больше не вводить никаких странных параметров?! А не пошла бы ты?! Ты что, родная мамочка Ло Бинхэ, чтобы отводить отдельный показатель под его разбитое сердце?»

Долгие годы он впахивал как бык и лошадь, чтобы за одну ночь прийти ровно к тому, с чего начал! Воистину, жизнь главного злодея исполнена страданий и горестей, будто Тихий океан – солёной воды!

Пережив подобный удар, он, само собой, был просто обязан отыграться на ком-нибудь другом.

В результате Мин Фань помчался на пик Аньдин, чтобы передать его главе Шан Цинхуа приглашение на чай.

Поставив на стол чашку из снежно-белого фарфора, Шан Цинхуа с улыбкой произнёс:

– На пике Цинцзин шисюна Шэня и в самом деле царят покой и изысканность, даже эти крохотные чашки исполнены изящества. Подобная утончённость заставляет Цинхуа острее ощущать своё несовершенство.

В прошлом главы пиков Цинцзин и Аньдин никогда не искали общества друг друга, как не соприкасаются колодезная и речная вода. Обладающий высокомерной и холодной натурой Шэнь Цинцю вообще не слишком привечал гостей, а потому сегодняшнее приглашение, доставленное его учеником на пик Аньдин, заставило Шан Цинхуа теряться в догадках. Однако поскольку никто не станет бить по протянутой для рукопожатия ладони, он начал с ни к чему не обязывающих комплиментов – это никогда не повредит.

Выставив ученика за порог и закрыв дверь, Шэнь Цинцю со вздохом ответил:

– То, о чём говорит шиди… каждая вещь, что попадается мне на глаза, лишь бередит старую рану. Каждая малость на пике Цинцзин, каждая чашка и блюдечко – всё это некогда было согрето теплом внимания того самого моего ученика.

Шан Цинхуа вздохнул в унисон:

– Увы, шичжи[115] Ло и впрямь был юношей выдающихся способностей. Какая потеря для нас! Эти демоны в самом деле нанесли нам невосполнимый ущерб, подобное злодеяние не описать словами! Весь поднебесный мир скорбит вместе с вами. Шисюн Шэнь, прошу, умерьте своё горе.

– Если бы шиди Шан в самом деле сожалел об этом, – еле слышно произнёс Шэнь Цинцю, – этой трагедии бы не произошло.

При этих словах Шан Цинхуа окаменел.

Однако мгновение спустя он уже овладел собой – в его улыбке не было ни следа недавнего потрясения.

– Что шисюн Шэнь