в руках трех разделивших ее держав, в особенности России. Миллионы евреев в русской Польше прекрасно знали, чего им ждать от рук своих новых правителей.

ГЛАВА IX НАЧАЛО РУССКОГО РЕЖИМА

1. Еврейская политика Екатерины II. (1772-1796)

Карантин, который Россия еще до Екатерины II установила для «врагов Христовых», был прорван в 1772 г. первым разделом Польши. Одним махом число русских подданных пополнилось огромными еврейскими массами Белой России. Российская империя пополнилась новой губернией, примыкавшей к ее центральным владениям, и вместе с новой областью и ее пестрым населением она приобрела сотни тысяч подданных, каких она до сих пор безжалостно изгоняла за свои пределы.

Что делать с нежеланным наследием, завещанным Польшей? Примитивная политика Елизаветы Петровны могла продиктовать какую-нибудь варварскую меру, вроде полного изгнания евреев с новоприобретенной территории. Но государственный ум Екатерины не мог при составлении либеральной «Инструкции»[68] допустить такое варварство, которое к тому же было бы несовместимо с новыми обязательствами, которые русское правительство сочло нужным дать разнородному населению. Белой Руси во время аннексии. В «Афише», изданной по этому поводу графом Чернышевым, первым генерал-губернатором Белой Руси, все жители, «какого бы происхождения и звания» они ни были «торжественно заверены святым именем и словом Государыни», что их религиозная свобода, а также их личные права и привилегии, связанные с собственностью и поместьем, останутся неприкосновенными.

Это «заверение» включало и иудеев, хотя и не без оговорок, как показывает этот отрывок:

Из вышеприведенного торжественного заверения в свободном исповедании религии и неприкосновенности собственности для всех и каждого само собой следует, что и еврейские общины, проживающие в городах и территориях, ныне вошедших в состав Российской империи, будут оставлены во всеобщем пользовании. те свободы, которыми они обладают в настоящее время, по [российскому] закону и [собственному] имуществу. Ибо гуманность Ее Императорского Величества не позволит Ей исключить одних евреев из дарованной всем благодати и из будущего благоденствия под ее благодетельным правлением, доколе они со своей стороны будут жить в должном повиновении, как верные подданные, и будут ограничивать себя стремлением к подлинной торговле и коммерции в соответствии со своим призванием.

Правда, евреям, в отличие от остального населения, обещают высокую имперскую милость при условии «должного повиновения». Тем не менее неприкосновенность их прежних прав была торжественно гарантирована, и российская политика отныне должна была руководствоваться ими.

Сразу после присоединения новой провинции была назначена всеобщая перепись. По свидетельству современника, число евреев в Белой России оказалось свыше сорока тысяч семей, около двухсот тысяч душ. Указом 1772 г. на них был наложен подушный налог в один рубль (50 центов). Присоединенная территория была разделена на две губернии, Могилевскую и Полоцкую, или, как ее теперь называют, Витебскую. В интересах регулярного сбора налогов администрация с самого начала давала указание «всех евреев примкнуть к кагалам и учредить такие [кагалы], какие могут предложить губернаторы или когда в них может возникнуть необходимость».

Проблемы, связанные с внутренней организацией евреев, носили более сложный характер. В это время происходили далеко идущие изменения в губернском и общественном устройстве Российской империи. В 1775 г. было обнародовано «Положение о правительствах».[69] В 1785 г. был издан «Акт о городском управлении»[70], и перед властями встала альтернатива: либо подчинить евреев общим законам, по сословию, к которому они принадлежали (в городах торговому классу, бюргерству и профсоюзам), или, ввиду их особых условий жизни и унаследованной от Польши кагалской автономии, позволить им сохранить свои собственные учреждения как часть их общинного и духовного самоуправления. Это была сложная проблема, и российское законодательство сначала колебалось между этими двумя способами ее решения, в результате чего дело запуталось. Вмешательство местной администрации и старое соперничество между различными сословиями усугубляли неразбериху.

Указ Сената 1776 г. санкционировал существование кагала, рассматривая его прежде всего как фискальное и законодательное учреждение, которое русская администрация нашла удобным для своих целей. По настоянию генерал-губернатора Чернышева евреи Белой Руси были выделены в отдельную налоговую единицу и как собственное сословие. Они должны были быть внесены в специальные реестры в городах, местечках, деревнях и деревнях, где производилась перепись. В инструкции написано что

для того, чтобы их налоги более регулярно поступали в казну, должны быть учреждены кагалы, в которых они [евреи] все должны быть зачислены, так что каждый из «жидов», [237] всякий раз, когда он пожелает отправиться куда-либо по делам, или жить и поселиться в том или ином месте, или брать что-нибудь напрокат, должен получить от кагала паспорт. Тот же кагал платит подушный налог и передает его в провинциальное казначейство.

Таким образом, в отношении уплаты налогов и прав не только транзита, но и бизнеса каждый еврей был поставлен в такое же положение зависимости от своего кагала, как и при старом польском режиме. В то же время кагал наделялся некоторыми судебными функциями. Окружные и правительственные кагалы, последние задуманные как апелляционные суды, учреждались для дел между евреями, причем каждому из этих кагалов назначалось определенное число выборных судей. Только иски между евреями и неевреями подлежали рассмотрению в общих мировых судах.

Но через несколько лет правительство пошатнулось в своей решимости полностью поддержать бывшую организацию «Кахал». В 1782 г. сенат обратился с запросом к новому генерал-губернатору Белой Руси Пассеку о законности учреждения особых еврейских судов. Через год правительство сделало решительный шаг в противоположном направлении. За евреями, зарегистрированными в купеческом сословии, признавались права на участие в общем городском управлении, избирать и быть избранными наравне с христианами членами магистратов, городских управ и городских судов. Осуществлению этой реформы сильно мешало противодействие христианских купцов и горожан, ненавидевших евреев и не примирившихся с муниципальным равноправием своих конкурентов. Привыкнув смотреть на евреев свысока, как на граждан низшего сорта, христианские городские чиновники стали враждебно относиться к своим коллегам-евреям, избранным на государственные должности, и методами предвыборной агитации сумели сократить их численность в городских корпорациях до минимум. Интересы евреев должны были пострадать, особенно в том, что касается отправления правосудия.

С другой стороны, сама администрация стала их притеснять. На смену либеральному Чернышеву пришел антиеврейский Пассек, который делал все возможное, чтобы ограничить евреев в их хозяйственной деятельности, к очевидной выгоде их конкурентов в рядах шляхты и купцов-христиан.

Евреи, — сообщает нам современник, который сам пострадал от этих мер, — были изгнаны из своих пивоваренных и винокуренных заводов, мытарств, постоялых дворов и т. д., которые составляли их основные средства к существованию. Тысячи семей были доведены до