о саде, фруктовых деревьях, доме, что построил его отец. О том, как все это ужасно привлекало меня, но вызывало отвращение у Беккета. А потом я опять вернулась к фазану. Он по-прежнему глядел на меня. Наблюдал за мной.

– Почему ты все время смотришь на эту картину, Лючия? – несколько раздраженно поинтересовалась Стелла.

– Я не смотрю, – быстро соврала я. – Я думаю о том, что ты сказала. О том, каково это – всю жизнь никуда не выезжать из родного города. Ты в первый раз покинула Дублин?

– Я была счастлива покинуть Дублин. – Стелла обратилась к автопортрету Шардена, как будто разговаривала с ним, а не со мной. – Если хочешь быть художником, единственный город для тебя – Париж. В любом случае я не останусь здесь надолго. Я записалась в школу «Баухаус» в Германии. – Стелла чуть приподнялась на мыски от возбуждения.

– О, вот как, – ровно заметила я. Мне хотелось смотреть на мертвого фазана, понять, что за свет так странно и загадочно играет за его радужными оболочками. Но Стелла решила бы, что я странная, или сказала бы баббо, что я неподобающе вела себя на наших «Лекциях об искусстве».

– Нет-нет, еще не сейчас, Лючия! – Она нежно взяла меня за руку. – Не стоит грустить. У нас еще очень много времени, и ты успеешь научить меня французскому, а я смогу показать тебе картины. Это будет так весело!

Стелла снова уставилась на автопортрет Шардена, время от времени испуская счастливые вздохи, а я – на фазана. И наши взгляды снова встретились.

– Твой отец уже подыскал тебе учителя рисования? – спросила Стелла.

– Да. И у нас с мистером Колдером уже состоялся первый урок.

– Сэнди Колдер? – Стелла немного «пустила петуха», как будто я сообщила ей шокирующую новость.

– Да. Он сделал удивительный механический цирк. Ты его видела?

– Нет. – У Стеллы было удивленное и растерянное лицо.

– Я как-нибудь возьму тебя с собой, и ты посмотришь. Почему у тебя такое лицо?

– Я знаю Сэнди Колдера. Он не серьезный художник. Он инженер, – презрительно фыркнула Стелла. – Тебе нужно учиться у природы и еще изучать живопись и рисунок по уже написанным картинам. Довольно легкомысленный поступок – сделать его твоим преподавателем. Должна признаться, я несколько поражена.

– А мне он нравится. – Я подавила улыбку, которая невольно возникла у меня на губах при упоминании его имени. – Он всегда меня смешит.

– Кажется, он помолвлен с кем-то в Америке. – Стелла внимательно посмотрела на меня, чуть сощурив глаза, будто изучала очередную картину. – Так что, вероятно, в Париже он надолго не задержится.

– Он уже много раз просил меня сходить с ним в «Купель», так что сомневаюсь, что у него есть невеста. Хотя, разумеется, я не собираюсь обманывать Беккета.

– Кстати, как чувствует себя мистер Беккет?

– Он сейчас в Дублине. Но должен очень скоро приехать – мы ожидаем его в любую минуту. Конечно, мама не хочет, чтобы я выходила замуж за ирландца. Она вполне ясно дала мне это понять. – Я театрально возвела глаза к небу.

– Но она ведь вышла. То есть она сама вышла замуж за ирландца.

– Да. Но это совсем другое дело. Или, может, именно по этой причине она не хочет, чтобы я это сделала. Она считает, что все ирландцы – пьяницы.

– Возможно, она не хочет, чтобы твоим мужем стал бедный писатель с неопределенным будущим?

– Иногда мне кажется, что она вообще не хочет, чтобы я выходила замуж. Не знаю, чего она хочет. Она не желает, чтобы я танцевала, – это мне точно известно, она более чем доходчиво выразила свое мнение на этот счет. Но когда я стану замужней женщиной, то снова буду танцевать на сцене. Вот увидишь! – Я вспомнила о своих брачных планах, и мои руки сами собой сжались в кулаки.

– Конечно, ты должна продолжать. Ты восхитительная танцовщица! – Стелла ослепительно улыбнулась.

– Я еще не окончательно сдалась. Я занимаюсь с Маргарет Моррис – изучаю ее систему движения. Это тоже танцы, но такие, из которых можно извлечь практическую пользу. – Я разжала кулаки, вытянула руки, чтобы ладони оказались рядом, раздвинула пальцы и пошевелила ими. – Смотри. Это движение называется «река».

– И какая от него практическая польза? – с любопытством спросила Стелла.

– Мисс Моррис полагает, что эта система может помочь детям, женщинам при родах, инвалидам и людям с недостаточными физическими возможностями. – Я понизила голос и притянула Стеллу к себе. – Что ты думаешь о моем левом глазе? Только смотри внимательно, как художник. Что ты видишь?

Стелла смутилась. Я отметила, что она явно не знает, что сказать, и лихорадочно подбирает слова.

– Баббо пообещал, что мне сделают операцию, чтобы убрать косоглазие. Видимо, это будет ответ моим молитвам.

– Могу я спросить, о чем ты молишься, Лючия?

– Если мой глаз станет нормальным, возможно, я смогу вернуться на сцену. И Беккету будет легче сделать мне предложение.

– О чем ты говоришь? – Она изумленно распахнула глаза.

– Может, он опасается, что у него родятся дети с косящими глазами. Или не хочет иметь косоглазую жену. Внешность очень важна для мужчин.

Я взглянула на Стеллу и, в первый раз за это утро, заметила, как она выглядит и что на ней надето. Черные волосы блестящими колечками обрамляли ее округлое лицо, глаза напоминали отполированный черный мрамор, над ними послушными дугами изгибались черные густые брови. На Стелле был потрясающий наряд приглушенного бутылочно-зеленого оттенка. На шею она повязала оранжевый шарф, а на голове красовалась шляпка-клош, к которой был приколот маленький букетик шелковых цветов, тоже ярко-оранжевых, в тон шарфу. Почему я не разглядела этот дерзкий и элегантный костюм раньше? Почему меня, как одержимую, привлекали только неподвижные глаза мертвого фазана?

– Я думаю, что этот твой маленький недостаток – часть тебя. Он придает тебе некую ранимость, беззащитность, а это так мило! Мне кажется, если бы кто-то был в тебя влюблен, он не обратил на это внимания. – Стелла говорила очень медленно, как будто тщательно обдумывала каждое слово, которое собирается произнести.

– Я его ненавижу! Дождаться не могу, когда этот «маленький недостаток» исчезнет!

Две пожилые леди в другом конце зала оглянулись и одарили меня осуждающими взглядами. Стелла аккуратно подхватила меня под локоть, и мы направились к следующему залу. Напоследок я все же обернулась, чтобы в последний раз посмотреть на мертвого фазана, так бесславно закончившего свою жизнь. «Что ты хочешь мне сказать?» – одними губами произнесла я. Ответа, разумеется, ждать не стала – для меня было бы крайне нежелательно, если бы Стелла доложила баббо, что я вела себя на нашей лекции как