Арабы, турки и вообще все мусульмане вели длинные войны с соседями во имя Аллаха и Его пророка: то были «священные» войны. Когда 450 лет назад турецкий султан, взявший штурмом Цареград, въехал в столицу греческих царей, он первым делом приказал обратить христианский храм в мечеть, и тут же первый воздал хвалу Аллаху. Туркмены вели войны, делали набеги ради корысти; они не различали правоверных от неверных, лишь бы была добыча; особенно жадны на добычу текинцы – самое разбойничье племя. В грабежах туркмен жесток, зарезать человека, истребить целое поселение ему ни по чем. «Туркмен на лошади», – говорит пословица, – «не знает ни отца, ни матери», или: «если враг твой нападет на кибитку твоего отца, пристань к нему и грабь вместе». Такие мудрые правила передавались из поколения в поколение. Сотни некогда царствующих деревень и теперь лежат в развалинах по границе Персии; густо заселенная страна превратилась в пустыню; только там удержалось население, где нашло приют между скалами в трущобах. Афганские, хивинские и бухарские владения также страдали от их набегов, даже суда на реке Аму не всегда могли проскользнуть благополучно. Пограничные жители Персии запирались, бывало, в деревнях, похожих на крепости; караульные стояли днем и ночью на страже; в открытых местах были устроены башни, на 25–30 саженей одна от другой; наконец, они стали воздвигать громадные стены на несколько сот верст, остатки которых можно видеть и теперь. Разбои и набеги только тогда утихали, когда персияне додумались поселить на границе курдов, кочевое, также разбойничье племя. Часто людей, уведенных из Персии в неволю за одно столетие, насчитывают до миллиона; случалось, что одновременно томилось в рабстве около 200 тысяч невольников. Горе пастухам, которые, бывало, заберутся на соседние пастбища. Разбойники, спрятавшись где-нибудь за бугорками или в оврагах, отрежут путь отступления и гонят стада вместе с людьми, обремененными цепями. Целые отряды кочевников не имели другого занятия, как разбой, торговля невольниками или же война с соседними племенами. И близкие, и дальние набеги туркмены всегда делали конные, за исключением тех разбойничьих племен, которые ловили людей на побережьях моря, в своих дрянных баркасах. Запрета никому не было: прослышит какой-нибудь из «батырей», что вблизи проходит торговый караван, или же задумает сделать более дальнюю прогулку, в Хиву, например, не то на персидскую границу, и выставит у своей кибитки длинную пику с навешенной тряпкой. Тогда всякий желающий принять участие в набеге втыкает рядом и свою пику; когда наберется достаточное число охотников, объявляется место сбора, а также время выступления. Иногда призывается «ишан», чтобы благословить аламанщиков на «доброе» дело. Как хищные звери любят ночью накрыть добычу, так и туркмены поджидали где-нибудь наступления темноты; они внезапно налетают в тот момент, когда скот возвращается с пастбища. Вместе со скотом разбойники врываются в загороди, другие в это время лезут на стены при помощи складных лестниц. Одни вяжут пленных, остальные отгоняют скот, баранов. Если местность гористая или скалистая, туркмены ночью вползают, как кошки, и ждут рассвета. Как только откроются в селении ворота, хищники врываются на улицы, в дома, и начинается та же работа. Иногда они вырезали целые селения.

Успех аламана зависел от выбора предводителя и соблюдения тайны. Туркмены очень дорожили теми из батырей, которые прославились удалью набегов; эти вожаки хорошо знали пустыню, расположение колодцев, умели скрытно подвести свою партию, лихо наскочить на беспечного противника, а в случае неудачи исчезнуть без следа в пустыне, безбрежной как море. Догнать разбойничью партию так же было трудно, как ветер пустыни. И тайна задуманного набега соблюдалась строго. Если бы нашелся изменник, который предупредил врага о нападении, того всякий мог убить. Не было преступления выше измены. Вот почему во время войны с текинцами мы не имели ни одного лазутчика, тогда как наши секреты были им известны от наших же джигитов.

Вооружение туркмен было неважное: кривые сабли плохого качества, ружья разных образцов, начиная с фитильных и кончая охотничьей двустволкой, но стреляют они метко, хотя и медленно, а в рукопашной, когда вынимались шашки, туркмены могли быть и даже были страшны. «Где твоя душа?», – спрашивает одна женщина у туркменского батыря и отвечает: «Твоя душа в мече, твоя душа в золотой стреле». Туркменки мало в чем уступают своим мужьям: они так же жестоки, храбры, даже мужественны. Однажды персидский губернатор захватил в плен знатного туркмена по имени Шаваль-хан и приказал его расстрелять. Это было лет 30 назад. В следующую затем зиму туркмены сделали набег на персидскую границу, разграбили богатую деревню, многих ее жителей перерезали, а помещичьего сына увлекли с собой в надежде получить за него хороший выкуп. Узнала об этом жена Шаваль-хана, явилась к батырю, который водил партию, и потребовала, чтобы тот отдал ей знатного пленника. Батырь не согласился, и вдова пошла к хану.

– Почему ты, женщина, считаешь пленника своим рабом? – спросил у нее хан.

Туркмены

Вдова отвечала:

– Он персиянин. Моего мужа расстреляли персияне, и я хочу отомстить за его смерть.

– Женщина, ты права, – сказал хан. – Возьми персиянина.

Туркменка вырезала собственноручно у живого пленника сердце, а труп бросила собакам.

Во время первого штурма текинской крепости Ден-гиль-тепе около десятка наших конных дагестанцев окружили текинку, которая вела в поводу верблюда, нагруженного домашним скарбом. Завидя это, к ней подъехал офицер и сказал по-татарски:

– Ты не бойся, иди своей дорогой, эти люди не сделают тебе ничего худого.

Текинка, приподняв голову, гордо сказала:

– Чего мне бояться? Я и не боюсь их!

И продолжала свой путь. Другая текинка сидела во время штурма на краю канавы с оторванной ногой и палила из пистолета в проходивших мимо драгун.

Когда персияне увидели, что ничем нельзя оградиться от дерзких набегов, они вырядили в текинский оазис целую армию – 13 тысяч пехоты, 10 тысяч конницы и 33 пушки под начальством Мирзы-Эшмидита. Ему было поручено самим шахом истребить разбойничье гнездо. Весь оазис от мала до велика вооружился и выступил навстречу. Сблизившись с персиянами, текинцы то бросались в шашки, то отступали и наводили неприятеля на скрытые засады, где встречали его залпами. Бегущих преследовали, рубили, пока, таким образом, не заставили всю армию повернуть обратно. Во время отступления конница успела частью спастись, но пехота и вся артиллерия попали в руки текинцев. На базарах Хивы и Бухары пленники продавались по 7 рублей. С той поры текинцы возмечтали, что они непобедимы, что равных им по силе и храбрости