– Ежели они найдут у нас девку, то тебя сызнова в кандалы закуют, – заявила Агафья. – Она же бревном неподвижным уже который день лежит.

– Да, перестарался я, каюсь, – уныло пробубнил Андрон. – Но что сделано, то сделано. Вывела меня из себя Евдоха, черт её раздери.

– Лица не узнать, тела тоже, – стала перечислять Агафья. – Вся распухшая, веником чилиговым как ножом изрезана, а вместо глаз щелки гноящиеся.

– И какого ляду ты всё это мне сейчас втемяшиваешь? – раздражённо высказался Андрон. – Лучше скажи, что делать мыслишь. Ежели спрятать, то куда? Она же не иголка, в стог сена не засунешь.

– Куда ни прячь её, всё одно найдут, – нервно теребя пальцами кончики платка, заговорила Агафья. – А вот как увидят… Тогда уже не дьяк консисторский тебя в острог упечёт, а жандарм государственный и на срок немалый.

– Нет, никак не можно, чтобы её нашли, никак, – ударил кулаками по столу Андрон. – Ты права, тогда беды не оберёмся. Спрос сполна учинят и не религиозный, а уголовный.

Несколько минут они провели в глубокой задумчивости.

– Евдоха хоть изредка в себя приходит? – поинтересовался Андрон.

– Нет, она только бредит, – вздохнула Агафья.

– И что, лечение твоё никак не подсобляет?

– Ежели бы не подсобляло, то сейчас она лежала бы не в постельке чистой, а в гробу, – огрызнулась Агафья.

– Вот давай её туда и положим, – хрипло высказался Андрон. – Трудно ей в мире этом жилось, вот пусть и отправляется в пущи райские, небесные.

– Правда твоя, туда ей и дорога, – переходя на шёпот, согласилась с ним Агафья. – Найдут её, худо нам придётся. И ежели от хвори избавится, не легче нам будет. Раскроет роток, и…

– Тогда так поступим, – перешёл на шёпот Андрон, – напои ты Евдоху зельем ядовитым. Она сейчас всё одно ничего не мыслит, вот и тихо, во сне, из жизни уйдёт.

– Ух, грех-то какой, – засомневалась Агафья. – Смертоубийство – грех тяжкий, непростительный.

– Я твой Христос, я тебя и прощу, – сказал Андрон, даже не улыбнувшись.

– Зелье ещё приготовить надо б, – вздохнула Агафья. – Не заявились бы попы с жандармами за это время.

– А ты не затягивай, прямо сейчас и начинай, – напрягся Андрон. – У меня тоже других забот предостаточно.

– А то, что Лопырёв тебе рассказал, мне не расскажешь? – неожиданно вспомнила Агафья.

– Расскажу, но только в другой раз, когда от Евдохи избавимся, – пообещал Андрон. – Сейчас ступай и варево готовь. Сама знаешь, что, ежели попы с жандармами явятся, несдобровать нам…

19

После завтрака Иван Ильич Сафронов засел за стол в своём кабинете, обложился бухгалтерскими документами и целиком погрузился в подсчёты. Щёлкая костяшками на счётах, он перепроверял цифровые комбинации.

К вечеру купец, окончательно потеряв надежду свести «концы с концами», достал из ящика стола бутылку коньяка, стакан и небольшой дозой янтарного напитка ещё больше затуманил и без того зашедший в тупик разум.

Окончательно отказавшись от продолжения измотавшей его работы, Сафронов налил ещё коньяка, и когда поднёс стакан к губам, в кабинет вошла Марина Карповна.

– Ваня, идём в сад, – предложила она. – Вечер сегодня чудесный.

– Да работы у меня непочатый край, – попытался уклониться Сафронов. – Все дела идут через пень-колоду.

– А на улице сейчас небо в тучах, – заговорила вкрадчиво Марина Карповна, не теряя надежды выманить мужа на улицу. – А между тучами луна проглядывается. Ну, идём же, Ваня, идём?

– Э-э-эх, будь по-твоему, иду, – выпив, уступил уговорам Сафронов. – От работы кони дохнут, так, кажется, говорят «умные» люди.

Супруги прошли в сад и, походив между кустами и деревьями, присели на скамейку.

– Как хорошо здесь, правда, Ваня? – вздохнула Марина Карповна полной грудью. – Смотри, вон тучки рассеялись и на небосклоне звёзд не счесть. Всё как у нас в Тамбове, правда? Тебе не хочется вернуться обратно, поближе к родителям, Ваня?

– А что там делать? – ухмыльнулся Сафронов. – Кто нас там ждёт, дорогая?

– Но там наши родители, – напомнила Марина Карповна. – Твои купцы, мои дворяне и тоже не бедные люди. А здесь, в Самаре…

– А что здесь? – заёрзал на месте Сафронов. – Что тебе не нравится, Марина? В Самаре у меня торговля налажена, уважение в купеческой среде. А в Тамбове всё заново начинать придётся, а это в мои годы просто утопия.

– А разве здесь у тебя всё как раньше? – поинтересовалась Марина Карповна, глядя в небо. – Когда твой отец отправлял тебя сюда, всё было в порядке. Твои и мои родители обеспечили тебе и имя, и уважение. Ты не говоришь, но я-то вижу, что сейчас твои дела идут из рук вон плохо.

Они молчали несколько долгих минут. И вдруг Сафронов затянул тихую грустную песню. Марина Карповна замерла, не отрывая взгляда от звёздного неба.

– Эту песню ты пел двадцать лет назад, перед нашей свадьбой, – сказала она, вздыхая. – Я помню этот день так, как будто всё случилось только вчера.

– Вот как? – удивился Сафронов. – А какое сегодня число?

– Двадцать четвёртое июня, – ответила Марина Карповна. – А завтра день нашей свадьбы, Ваня.

– С ума сойти можно! – воскликнул Сафронов. – А у меня эта дата совсем вылетела из головы.

Пару минут они провели молча, вспоминая прошлое.

– Как всё скоротечно в жизни нашей, – отвлекаясь от своих воспоминаний, сказал Сафронов. – И обвенчались мы словно вчера.

– Нет, Ваня, это было очень-очень давно, – вздохнула с грустью Марина Карповна. – Двадцать лет – срок не малый.

– И пролетели эти двадцать лет, как один день, – поддержал Сафронов.

– А ты помнишь, когда мы поженились, наши отцы, договорившись, отправили нас в Самару?

– Такое разве забудешь, – усмехнулся невесело Сафронов. – Твой отец дал нам денег, а мой… Мой передал два магазина.

– И тогда ты весь сосредоточился на приобретении богатства, – продолжила Марина Карповна. – Сначала у тебя ничего не получалось, и это тебя мучило. – Она ласково коснулась ладошкой руки мужа. – Как раз сейчас ты выглядишь таким же, как тогда, двадцать лет назад.

– Тогда я только заботился, как состояние сколотить и приумножить его, – вздохнул Сафронов. – А сейчас я на грани разорения, дорогая, и все помыслы мои о том, как избежать его.

– В Самаре мы прожили целых двадцать лет, – улыбнулась Марина Карповна. – Но всё равно мы здесь чужие. А вернёмся в Тамбов, там всё по-другому будет, вот увидишь.

– Давай вернёмся к этому разговору позже, дорогая, – попытался сменить тему Сафронов. – Хотя бы тогда, когда станет окончательно ясно, разорен я или всё ещё на плаву.

– Через два года наша дочка оканчивает университет, – заговорила Марина Карповна. – И мы должны подумать…

– А ничего не надо думать, родители, – послышался из темноты сада голос