Но ведь именно таков типичный путь эволюции. Силы естественного отбора всегда стремятся видоизменить и скорректировать новую мутацию, сохраняя тот ее вариант, который обеспечивает виду в целом наилучшие шансы на выживание. Исходная мутация, сделавшая лунарианцев самими собой, была слишком радикальной и в конечном счете привела их к гибели. Разбавление мутации стало своеобразным улучшением, которое придало расе большую психологическую устойчивость. Именно поэтому мы выжили там, где они потерпели крах.

Данчеккер сделал паузу, чтобы допить стакан. Статуи оставались статуями.

– Какой же невероятной, должно быть, была их раса, – произнес он. – Возьмем хотя бы ту горстку, которой было суждено стать основоположниками человеческого рода. Они прошли через холокост, который мы даже не в состоянии представить. Видели, как их мир и все, что они знали, исчезло во взрыве прямо у них над головой. После, брошенные в безжизненной радиоактивной пустыне, лишенной воздуха и воды, они были перебиты обрушившимися с небес миллиардами тонн минервинаских обломков, ознаменовавших полное крушение их надежд и крах всех лунарианских достижений.

Немногим из них удалось выбраться на поверхность после бомбардировки. Они знали, что живы лишь до тех пор, пока у них есть припасы и машины. Им было некуда идти, нечего планировать. И все же они не сдались. Они просто не умели сдаваться. Должно быть, они провели на Луне не один месяц, прежде чем осознали, что судьба, по собственной прихоти, дала им крохотный шанс на спасение.

Можете ли вы вообразить чувства, охватившие крошечную группку последних лунарианцев, которые стояли посреди лунной пустоши, видя, как в небе над ними сияет новый мир, когда вокруг них и, насколько им было известно, во всей остальной Вселенной не осталось ни единого намека на жизнь? Каково было решиться на путешествие в неизведанное, зная, что им уже не вернуться назад? Мы можем попытаться представить, но никогда не узнаем наверняка. Чего бы им это ни стоило, выжившие ухватились за подвернувшуюся соломинку и отправились в путь.

Но и это стало лишь началом. Выйдя из своих кораблей и ступив на чуждую им планету, они оказались в одном из самых безжалостных периодов борьбы и вымирания за всю историю Земли. Природа властвовала, не делая уступок. По Земле бродили дикие звери; климат погрузился в хаос вслед за гравитационными возмущениями, вызванными появлением Луны; не исключено, что часть лунарианцев выкосили неизвестные болезни. Даже со всем своим опытом они оказались совершенно неподготовленными к таким условиям. И все равно не смирились. Они усвоили правила нового мира: научились добывать пропитание, охотясь и ставя силки, научились сражаться дубинками и копьями; научились защищаться от превратностей стихии, читать и истолковывать язык дикой природы. А достигнув успеха в этих новых искусствах, стали сильнее и рискнули сделать следующий шаг. Искра, которую они принесли с собой и которая провела их по самой грани вымирания, начала разгораться с новой силой. И наконец вспыхнула тем самым ослепительным пламенем, которое в прошлом подчинило им всю Минерву; они стали самым грозным и внушительным противником за всю историю Земли. У неандертальцев не было и шанса – их участь решилась в тот самый момент, когда на нашу планету впервые ступила нога лунарианца.

Сегодня нас повсюду окружают плоды их стараний. Мы стали бесспорными хозяевами Солнечной системы и уже находимся на пороге межзвездных путешествий, как и сами лунарианцы пятьдесят тысяч лет тому назад.

Данчеккер аккуратно поставил стакан на стол и медленно прошел в центр зала. Его рассудительный взгляд скользил по лицам слушателей.

– Другими словами, джентльмены, мы получили все эти звезды в наследство.

Так давайте же сделаем шаг и возьмем то, что нам оставили предки. Мы продолжатели традиции, в которой сама мысль о поражении лишена всякого смысла. Сегодня звезды, а завтра – уже галактики. Во всей Вселенной нет такой силы, которая смогла бы нас остановить.

Эпилог

Сделав очередную запись в своем дневнике, профессор Ханс Якоб Зайбельманн с факультета палеонтологии Женевского университета ворчливо захлопнул книгу и снова убрал ее в стоявшую под кроватью жестяную коробку. Затем он рывком поднял на ноги свои стокилограммовые телеса и, достав из нагрудного кармана рубахи курительную трубку, подошел к выходу из палатки, чтобы вытряхнуть из нее пепел о металлический шест. Набивая чашу свежим табаком, он обвел взглядом засушливый ландшафт Северного Судана.

Солнце превратилось в глубокий шрам над самым горизонтом, который сочился жидкими кроваво-красными лучами, пропитавшими голые камни на многие километры вокруг. Три палатки тесной группкой стояли на узком песчаном уступе. Сам уступ образовался у основания скалистой долины с крутыми склонами, усеянной островками грубой поросли и пустынных кустарников, кучковавшимися вдоль ее ложа и быстро сходившими на нет, не успев добраться до склона. Ниже находился уступ пошире, занятый более многочисленными палатками местных рабочих. Поднимавшиеся оттуда таинственные запахи намекали на то, что в лагере уже начали готовить ужин. Из-под нижнего уступа доносился неумолкающий шум ручья, который с грохотом несся вперед, пробивая себе путь к водам далекого Нила.

Неподалеку послышался хруст гравия под чьими-то ботинками. Спустя несколько секунд появился ассистент Зайбельманна, Йорг Хутфауэр, рубашка которого потемнела и покрылась полосами от пота и въевшейся грязи.

– Фух! – Новоприбывший остановился, чтобы промокнуть бровь предметом, который когда-то был платком. – Я вконец умотался. Пиво, ванна, ужин и постель – вот моя программа на сегодняшний вечер.

Лицо Зайбельманна расплылось в улыбке.

– Тяжелый день?

– Без передышки. Мы расширили пятый сектор на нижнюю террасу. Подпочвенный слой дался сравнительно легко. Мы неплохо продвинулись.

– Есть что-нибудь новенькое?

– Я принес вот это – подумал, вам будет интересно. Внизу есть еще, но это подождет до завтра, пока вы не спуститесь сами.

Хутфауэр передал профессору находки, а сам прошел в палатку, чтобы взять банку пива из лежавшей под столом груды ящиков и коробок.

– М-м-м… – Зайбельманн повертел в руках кость. – Человеческое бедро… тяжелое. – Он внимательно осмотрел необычный изгиб и на глаз прикинул пропорции. – Я бы сказал, что это неандерталец или его близкий родственник.

– Я так и подумал.

Профессор аккуратно положил окаменелость в лоток, накрыл тканью, а затем поставил лоток на сундук, расположенный сразу за входо в палатку. Затем он взял в руки кремниевый нож размером с ладонь, изготовленный простым, но эффективным методом удаления длинных и тонких осколков.

– Что думаешь на этот счет? – спросил он.

Выйдя из тени, Хутфауэр остановился, чтобы сделать долгий, благодатный глоток из алюминиевой банки.

– Что ж, слой, по-видимому, относится к позднему плейстоцену, так что я бы ожидал встретить здесь следы верхнего палеолита